Воспоминания питерского чекиста, охранявшего Сталина
Когда началась война, Петру Ионочкину было всего 23 года. Но к этому моменту он уже почти три года «жил» в Кремле – сержант госбезопасности Ионочкин обеспечивал охрану первых лиц Советского Союза. На время войны Кремль для Петра и его сослуживцев превратился в казарму – домой с тех пор они попадали изредка, чаще видя обитателей Кремля, чем своих родных и близких.
В Кремль, как на расстрел
В 1939-м году Петр Ионочкин в числе еще 25 слушателей Московской школы НКВД был зачислен в Особую группу Управления коменданта Московского Кремля. В «святая святых» СССР слушателей везли тайно и скрытно.
— На Павелецком вокзале нас посадили в грузовики – закрытые со всех сторон. Мы почти задыхались в замкнутом пространстве. Один из нас решил открыть затемненное окно. Только открыл – слышим окрик: «Закройте, стрелять буду!» За эту секунду, что окно было открыто, мы ничего не успели рассмотреть. Мы вообще не знали, куда и зачем нас везут, — вспоминает ныне подполковник в отставке Петр Ионочкин. – Машина снова тронулась, мы услышали, как загромыхали ворота. А потом вдруг – бой курантов. И нам говорят: выходи по одному. Так по очереди и узнавали, что оказались в Кремле.
Маленькая территория с большими задачами
Слушатели школы НКВД оказались в Кремле в это время не случайно – их поступление на службу было приурочено к ХУIII съезду партии, проходившему в марте 1939 года.
— Нам сразу выдали оружие – револьвер, пистолет и финку, — рассказывает Петр Ионочкин. А Николай Спиридонов, комендант московского Кремля, предупредил «новоборанцев»:
«Кремль – это маленькая территория с большими задачами. О том, что вы здесь увидите и услышите – никому ни слова. Только мне, если я спрошу».
Подготовку помещений Кремля к тогдашнему съезду можно сравнить с нынешними антитеррористическими мероприятиями: охрана прочесывала подвалы и чердаки, балконы и крыши – чтобы ни один волос не упал с голов членов Политбюро. Кстати, новоиспеченные сотрудники особых поручений тогда впервые лично увидели первых лиц государства. Потом они узнали, что некоторые не только работают, но и живут на территории Кремля – сам Иосиф Виссарионович, Молотов, Калинин, Жданов, Ворошилов. И даже младший брат Ульянова-Ленина – Дмитрий Ильич Ульянов с семьей.
— У него наполовину ног не было, — вспоминает Ионочкин.
С дочерью Ульянова-младшего, кстати, связана история, стоившая карьеры одному из сослуживцев Петра. Парень нарушил запрет общаться с членами семей проживавших в Кремле. С Ольгой Ульяновой у них завязался роман, и вроде бы дело шло к свадьбе. Но в самый последний момент планы молодых были разрушены. Сотрудник по особым поручениям, влюбившийся в Ольгу, исчез. А оставшихся строго предупредили:
— Даже не думайте!!!
«Скажите Берии, что мы его ждем!»
Эти несколько минут разговора с отцом народов Петр Ионочкин помнит слово в слово до сих пор. Шла подготовка к принятию в состав СССР прибалтийских республик. Как и положено, перед началом сессии сотрудники Управления осматривали помещения. Ионочкину приказали войти в зал и посмотреть, нет ли там кого.
— Я вошел, осмотрелся и вдруг вижу – идут Сталин и Илларион Гагуа (замкоменданта Кремля), говорят на своем языке. Гагуа увидел меня и остановился. А Сталин спрашивает:
— И давно ви здесь стоите?
— Нет!
— Берия не видели?
— Нет!
— Увидите, скажите, что ми его ждем в президиуме…
Ионочкин тогда подумал: ничего себе, подойти к Берии и сказать, что его ждут! На его счастье, выполнять просьбу Сталина ему не пришлось.
А Иллариона Гагуа незадолго до этого эпизода Петр буквально довел до слез. И Гагуа это долго помнил. Дело было на присяге, перед принятием которой Ионочкина, как самого молодого, предупредили, чтобы он подготовился к церемонии, как следует. От того чувства, с которым молодой сержант госбезопасности произносил слова присяги, замкоменданта Кремля даже прослезился…
Тело Ленина вывезли в Тюмень
21 июня, в субботу, Петр и его товарищ из охраны Молотова договорились на следующий день поехать с девушками в дом отдыха. Но 22 июня в 6 часов утра в дверь квартиры, где жил Ионочкин, постучали. Петр спустился вниз, где его уже ждала машина с другими сослуживцами. Никто из находившихся в машине ничего не знал о причине экстренного вывоза. И только когда доехали до Кремля, Николай Спиридонов огорошил своих подчиненных:
— Война!
Личный состав был переведен на казарменное положение. А Кремль стали срочно маскировать: золоченые купола соборов замазывались специальной краской, строились каркасные дома из металлических труб и грубого брезента, выкрашенные под цвета крыш домов, — чтобы дезориентировать вражеских летчиков, которые, очевидно, должны были в таком виде принимать Кремль за обычный населенный квартал.
А через несколько дней после начала войны Петра Ионочкина вдруг вызвал начальник и направил его к Мавзолею. Была дана команда – никого не пускать даже солдат кремлевского полка.
— Я слышал, что внутри шли какие-то работы, но не знал, что именно там происходит.
Как выяснится позже, день, когда Петр стоял у Мавзолея, никого к нему не подпуская, был последним, когда тело Ленина находилось на Красной площади. 28 июня 1941 года Мавзолей опустел – Ленина отправили в Тюмень. А вход в Мавзолей замаскировали под двухэтажный домик с мезонином. Но, чтобы люди думали, что Ленин в Москве, у дома с мезонином, как и прежде, стояли солдаты на посту № 1.
Своя линия фронта
Как и многие его сослуживцы, в первые месяцы войны Петр Ионочкин написал заявление с просьбой отпустить его на фронт. Но не тут-то было! Ему строго объяснили, что у него в Кремле – своя линия фронта.
— Вас тщательно проверяли, обучали. Где мы сейчас найдем вам замену?!
А то, что обитателей Кремля нужно было охранять, сомнений ни у кого не вызывало.
— Врагов было много и они были везде, — признает Ионочкин.
Конечно, ему было обидно – кто-то воюет, а он отсиживается в тылу. Кстати, ему еще дважды откажут в просьбе об отправке на фронт. Но и в так называемом тылу работы было много. Особенно, когда начались бомбежки, в городе появились мародеры, беженцы.
Первый налет, который в итоге оказался ложным, Петр Ионочкин и сейчас вспоминает с дрожью в голосе.
— Я стоял на посту на Дворцовой набережной при спуске к Боровицкой башне. И вдруг – сигнал воздушной тревоги. Вижу, как на чистом московском небе появились тройки самолетов. Сейчас будут бомбить! Знаете, такое чувство неизбежности появилось…Но самолеты пролетели, и вновь наступила мертвая тишина. А к нам подходит замполит Мурашко – и у него губы дрожат. Он говорит: не трусьте, вон товарищ Микоян идет. Действительно – Микоян с охраной шел к своей квартире. Мы успокоились. Выяснилось, что это наши отбомбившиеся самолеты возвращались с задания и были приняты за вражеские. Но уже через месяц Москву стали бомбить по настоящему.
Черчилль снял шляпу
Одна из фугасных бомб весом в 500 килограммов попала в здание Арсенала на территории Кремля – в юго-западное крыло, обращенное к зданию правительства.
– Чуть-чуть бы сторону – и некого было бы нам охранять, — говорит Ионочкин.
Но тогда тоже погибли люди – в здании Арсенала проходило построение взвода солдат. Многие из солдат и офицеров погибли. Пролом от взрыва увидел приехавший в Кремль Черчилль. Спросил, что произошло. Ему объяснили.
— Он снял шляпу и поклонился в сторону Арсенала, — свидетельствует Ионочкин. Правда, не ручается за мысли, которые при этом были в голове у англичанина. – Может, он говорил – так вам и надо!
А другая фугасная бомба застряла…в стальных прутьях большой потолочной люстры Большого Кремлевского дворца. Она так и не взорвалась. Потом, когда бомбу уже сняли, стали выяснять, кто стоял на посту близко к Георгиевскому залу – в его люстре «завис» фугас. Оказалось – Петр Ионочкин. Ему же пришлось оправдываться, что падения бомбы он не слышал. Потом про него стали говорить, что Ионочкин родился в рубашке.
А когда в одну из бомбежек Петр увидел въезжающий на территорию Кремля броневик, он подумал: неужто уже оккупация?! Ведь до этого броневики по городу не ездили. Выяснилось, что в броневике на доклад к Сталину привезли секретаря ЦК ВКП (б) Щербакова – он был контужен, когда бомба попала в здание МК ВКП (б) на Старой площади, где Щербаков проводил заседание. Кстати, секретарь ЦК дожил до победы, но умер на следующий день – 10 мая 1945 года.
Одна из бомб попала в секцию дома, где жил Петр Ионочкин. К счастью, его мать и сестры были эвакуированы, как и многие другие семьи сотрудников. Но если кто-то из членов семей сотрудников по особым поручениям оказывался на оккупированных территориях, такого сотрудника, вне зависимости от степени родства, тут же увольняли – несмотря на предыдущие заслуги. Эта система работала четко и слаженно.
Икра и семга на годовщину Октября
24-ю годовщину Октябряруководство страны отмечало… в зале станции метро «Маяковская». Как объясняет Петр Ионочкин, ее выбрали для торжества по двум причинам: во-первых, безопасно во время бомбардировок, во-вторых – это любимая станция Сталина.
— С левой стороны от президиума стояли вагоны с раскрытыми дверями. В них были буфеты. Приглашенных угощали икрой, семгой, сыром и бутербродами с колбасой.
Вообще, по словам Ионочкина, и до войны, и во время нее, если проводились правительственные банкеты, на них всего хватало вдосталь – и еды, и питья. Правда, пили только свое, советское. Заграничными напитками не злоупотребляли.
Но банкетом на «Маяковской» празднование годовщины Октября не ограничилось. Всю ночь, после того, как закончилось торжественное заседание, работали райкомы партии: там составлялись списки приглашенных на парад 7 ноября 1941 года, которые вручались с нарочными. Парад в целях безопасности назначили не на 10 часов утра, а на 8 – в момент восхода солнца.
— Мавзолей и трибуны были освобождены от маскировочных одежды, — вспоминает Петр Ионочкин. – А мы все удивлялись – вчера еще никто ничего не знал о параде, а приглашено столько народа!
Неизвестное покушение на Сталина
Серьезных инцидентов во время своей службы в Кремле, в том числе и в войну, Петр Ионочкин вспомнить не может – за исключением одного «прокола» в работе правительственной охраны. Но этот факт мог стоить жизни многим.
— В канун 25-й годовщины Октября (1942 год – авт.) ефрейтор одного военно-транспортного подразделения Савелий Григорьев подошел к Кремлю и остановился практически на Лобном месте. Куда вообще никого не пускали!
По словам Ионочкина, сотрудников правительственной охраны смутила та уверенность, с которой действовал ефрейтор, вооруженный винтовкой с боекомплектом. На все вопросы, задаваемые ему подходившими военными и штатскими лицами, отвечал четко и грамотно, что совершенно сбило с толку чекистов и умалило их бдительность. Они окончательно успокоились, когда необычный часовой равнодушно проводил машину, в которой ехал Калинин.
Вскоре из Спасских ворот на скорости выехала кавалькада машин во главе с большим черным автомобилем с затемненными стеклами, через которые трудно было увидеть, кто в нем находится. И тогда «часовой» резко поднял винтовку и трижды выстрелил в лобовое стекло головной машины. Но та только на мгновение замедлила свой ход, а потом снова набрала ход и скрылась. Стрелявшего задержали, хотя он оказывал вооруженное сопротивление. Выяснилось, что Григорьев – из семьи раскулаченных и репрессированных, был обижен на советскую власть и Сталина, в покушении на которого его и обвинили. А на самом деле в машине, подвергшейся обстрелу, был не Сталин, а Микоян.
Об окончании кровопролитной войны Петр Ионочкин узнал, уже находясь в Узбекистане, куда его отправили работать экспертом, а потом и начальником отделения оперативно-технического отдела МГБ Узбекской ССР. Но все равно узнал раньше, чем весь остальной советский народ – от радистов, «перехвативших» 8 мая разговор ликовавших англичан. Потом Петр Ионочкин окончил юрфак ЛГУ, с 1951 по 1958 годы работал в Управлении КГБ Ленинградской области. Сейчас – один из немногих оставшихся в живых солдат и офицеров, служивших в подразделениях Кремля. Каждый год Каждый год ветераны, защитники Москвы, встречаются в День Победы, чтобы отметить этот праздник и вспомнить погибших товарищей.
Елена Гусаренко