Лена Серебрякова сама позвонила в редакцию. Ее взволновала статья про российского спецназовца по кличке Шаман. Который чудом выжив, ослепнув на первой чеченской войне, потерял любимую девушку — она вышла замуж за чеченца. Лена хотела как-то поддержать этого парня. Потому что в тот момент находилась в немногим лучшей ситуации и тоже думала, что ее жизнь закончилась. Беженка из Чечни одна с ребенком в чужом Питере на съемной квартире… Кажется, ее погибший возлюбленный Магомет, действительно, был неплохим человеком. После выхода статьи в редакцию пришел российский офицер, который хорошо знал его — они вместе что-то патрулировали в Чечне в промежутке между двумя войнами. Офицер хорошо отзывался о погибшем полевом командире, показывал фотографии. Эта трагическая история любви его зацепила.
Это была моя последняя статья в «Комсомолке». Вскоре после ее выхода я уехал работать в Москву. А через несколько лет мы с Леной нашлись в соцсетях. И я лишний раз убедился, что время лечит. Лена в Питере встретила новую любовь, и, мне кажется, сейчас у нее все хорошо.
Лене Серебряковой 25 лет. Она родом из Грозного, но сейчас живет в Питере, работает в школе и, по ее собственному признанию, ничего больше от жизни не ждет. Ее возлюбленный по имени Магомет нынешней зимой погиб от разрыва снаряда, когда его отряд, зажатый со всех сторон федеральными войсками, входил в село Комсомольское.
— Если бы кто-нибудь сказал мне: «Умри — и тогда Магомет будет жить», я отдала бы свою жизнь за него не задумываясь, — говорит Лена.
Лена из семьи военнослужащих. Когда-то в Грозном осел ее дедушка. В те стародавние времена столица Чечни считалась хорошим местом для жизни.
Лена родилась в Грозном. Закончила там школу. В 1993 году вышла замуж за чеченца. Ей было 18 лет, ему — 21. Руслан жил по соседству и работал в милиции.
В 1994 году у молодой четы родился сын Данилбек. В 1996-м началась война, и совместной жизни пришел конец.
— Мой бывший муж не курит, не пьет, соблюдает все молитвы, — рассказывает Лена, — но так получилось, что нас с ним война развела. В самом начале боевых действий Руслан по настоянию родственников выехал из Чечни. Он старший в семье, и близкие буквально повисли у него на руках. Как могли удерживали его за пределами республики. И удержали… А мы с маленьким Данилбеком сидели под бомбежками.
Руслан приехал к нам только после войны. Я увидела его и поняла, что мы стали чужими.
Лене много чего довелось повидать. На ее глазах танки давили людей, собаки обгладывали человеческие трупы, а знакомые с детства здания горели и складывались, как карточные домики. Сразу после войны она приняла ислам, а вместе с ним и новое имя — Амнат.
— Там любой атеист стал бы верующим, — говорит новообращенная мусульманка. — Меня как губку бросили в воду, и я все это впитала в себя.
В первую войну в Чечне ходило много красивых легенд. Но больше всего потрясло Лену то, что сбывались пророчества, которые она слышала еще до войны.
— Старики рассказывали, что на месте нашего микрорайона раньше были сады. Один мулла, проезжая через них, всегда сходил с коня и говорил: когда-нибудь здесь построят большие дома, люди в них будут жить хорошо, но потом наступят черные дни и вместо людей в этих домах поселятся птицы. Так и произошло. После бомбежек, когда все окна в домах были разбиты и большинство людей бежали куда глаза глядят, в их квартирах стали жить и откладывать яйца стаи голубей. И еще в тех пророчествах говорилось про ваххабитов — отступников от истинной веры, которые станут собираться кучками, а люди будут их обходить стороной как шайтанов.
После первой войны Лена Серебрякова устроилась на работу в канцелярию министерства строительства. Возглавлял министерство бывший комендант республики, бригадный генерал Ичкерии Асланбек Исмаилов. Тот, кто ходил в Буденновск вместе с Басаевым.
Как всякий уважающий себя крупный полевой командир, Исмаилов после войны не распустил своих людей. Он оставил их при себе, а вернее, при министерстве строительства. Соответственно отряд был переименован в службу безопасности министерства. Во главе службы Исмаилов поставил Магомета, своего командира разведки. Он и стал новой любовью Лены Серебряковой.
Лена показывает фотографии. На них — невысокий молодой чеченец в камуфляже. Волевое лицо не лишено интеллекта. Магомет закончил институт с красным дипломом, но после армии все время работал в совхозе с отцом. Когда он вместе с другими парнями из своего села уходил на войну, то, по словам Лены, беспокоился, что не сумеет воевать так, как надо. Беспокоился зря. Его разведгруппа подчинялась Исмаилову и Васаеву. Закончил войну Магомет в звании полковника.
— Ему не нужны были звания и награды, — говорит Лена, — форму свою он тоже носить не любил. Иногда говорил:
«Я, наверное, грешник, раз Всевышний не взял меня к себе и оставил в живых». Я возмущалась этими словами, но в то же время понимала, почему ему в голову лезли такие мысли. Чеченцы очень изменились после войны. Злее стали. Всюду в городе грязь, а людям было абсолютно наплевать на это. Отряды шариатской безопасности пытались бороться за нравственную чистоту — делали налеты, облавы на спекулянтов, били бутылки с водкой, хватали наркоманов. Но все было без толку.
За наркоманами всегда приезжали родственники и друзья, говорили: «Как вы можете их арестовывать, они же воевали за свободу Ичкерии». И наркоманов отпускали… Магомет был очень разочарован. Даже я, будучи русской, понимала, что этот народ снова будет наказан.
После того как Асланбек Исмаилов ушел в отставку с министерского поста, его служба безопасности была тут же преобразована в спецподразделение по освобождению заложников.
— Мой парень радовался как ребенок этой новой работе, — вспоминает Лена. — Они мотались по всей республике. Выезжали в основном по ночам, участвовали в перестрелках. А я каждое утро с замиранием сердца ждала, когда он вернется.
Все изменилось после того, как Басаев и Хаттаб вошли в Дагестан. По словам Лены Серебряковой, Магомет и его люди недолюбливали ваххабитов, и даже дважды воевали с ними — в Черноречье и Гудермесе. Они смеясь говорили, что ваххабитов специально послали в соседнюю республику на убой. Но потом российская авиация начала бомбить Чечню, и всем стало не до смеха.
Началась вторая война. Лена даже толком не успела проститься с любимым. У Магомета умер отец — он срочно умчался в село. А Лена с ребенком спешно покинула Грозный.
— Я приехала в Питер к родственникам. Здесь меня окружили заботой. Но я не могла жить в этом уюте. Места себе не находила. Мне все снилось, что я возвращаюсь домой, ищу Магомета, рвусь к нему в отряд. В этих снах я жила.
В конце концов, Серебрякова не выдержала и отправилась в Ингушетию. Там ее разыскал один из друзей Магомета. Он был ранен, потом попал в плен, но сумел откупиться и вышел из лагеря.
— Незадолго перед войной я подарила Магомету на день рождения бритвенный станок «Жиллет». На обратной стороне сделала надпись: «Кто не любит безумно, тот не любит вообще. Я люблю безумно». Человек, который пришел от него, первым делом сказал: «Магомет хочет знать, правда ли то, о чем написано на «Жиллете»? «Проведи меня к нему Я сама ему все скажу», — ответила я.
Но посланец посоветовал даже и не помышлять об этом. Он рассказал Лене, что Магомет командовал в Грозном обороной площади Минутка. Потом вместе со всеми выходил из города через заминированный коридор. Там погибло много народу. Среди них бригадные генералы Асланбек Исмаилов и Хункарпаша Исрапилов. Но Магомет с остатками отряда сумел уйти в горы. Ей сказали, что он воюет с улыбкой, что ему вот-вот присвоят звание бригадного генерала. Успокоенная этим сообщением, Лена решила вернуться в Питер. Она и не знала, что Магомет к тому времени уже несколько дней как был мертв.
Роковое известие настигло ее в пути. Одноклассник Магомета рассказал, как все было. Сначала чеченцы и федералы долго охотились друг за другом в Аргунском ущелье. Потом у боевиков стали заканчиваться продукты. Несколько отрядов опухших от голода воинов ислама, объединившись, пошли напролом к Аргуну. Напоролись на батальон псковских десантников и прошлись по нему как катком, потеряв при этом немало своих людей. Но российские подразделения шли по пятам и в конце концов, обложив противника со всех сторон, загнали его в село Комсомольское. Там и были похоронены надежды Лены Серебряковой на семейное счастье.
— Когда я узнала о его гибели, внутри у меня все оборвалось. Я привыкла жить, ожидая его день и ночь. Привыкла молиться, чтобы он вернулся, пусть безногим, слепым, но живым. Но прошло уже полгода, а я все никак не могу привыкнуть, что его больше нет. Магомет как-то подарил мне плюшевого мишку. И всякий раз, уезжая на задания, говорил, показывая на него: «Он за меня остается, будет тебя охранять». Этот мишка и сейчас меня охраняет. Я разговариваю с ним, и мы вместе
вспоминаем Магомета.
Не так давно в «Комсомолке» была опубликована статья про российского спецназовца по кличке Шаман. Чудом выжив, ослепнув на первой войне, потеряв любимую девушку, которая вышла замуж за чеченца, парень не сломался. Он остался на службе в армии и теперь снова хочет попасть в Чечню. Эта статья очень взволновала Лену Серебрякову.
— Он не должен ехать туда. Пусть его близкие остановят его, сделают для это все возможное и невозможное. Пусть он заглушит боль и обиду и продолжает жить, потому что в этом мире есть и будет еще немало людей, готовых любить его и таким, которых он сможет сделать счастливыми.
Для Лены, выросшей в Грозном, эта война противоестественна. Она не может ненавидеть ни русских, ни чеченских парней, оказавшихся по разные стороны линии фронта, потому что считает: подавляющее большинство из них выполняет свой долг, делает свое мужское дело.
— Это не они убивают друг друга. Это проклятая политика убивает и тех и других.
Из-за этой политики я жизнь свою потеряла. Я ни о чем не думаю, ни к чему не стремлюсь. У меня нет больше жизни. И я понимаю, что винить в этом некого.
Русские в Чечне — огромная сложная тема. Они многое вынесли. Сразу после штурма Грозного, он на время стал русским городом. Чеченцы сбежали из него в села к родственникам. А русским бежать было некуда. И в городе я видел тогда только их. Они сбивались в стайки, чтобы вместе переносить трудности. Помню, ночевал с одной такой стайкой — четверо соседей собрались в одной в холодной маленькой комнатке. Мы спали, набросав на себя кучу каких-то теплых вещей. Я потом узнавал — многие из них после первой Чеченской войны как-то очень уж быстро умерли… Их голоса звучат в другом моем тексте. Впрочем, не только их, но и других участников и свидетелей этой войны. Чеченские боевики и ополченцы, российские солдаты разных подразделений, мирные жители — чеченцы и русские — я всем им дал слово в одном большом материале, опубликованном в «Смене» в самом начале войны. И не прибавил от себя ничего.
Статья будет опубликована позднее.
