Повезло мне с этим редакционным заданием. Оно поступило от главного редактора «Смены» Гали Леонтьевой удивительно вовремя. Сразу после неудавшегося путча августа 1991 года. Правда, Галя хотела, чтобы я для чистоты эксперимента прибыл на зону с этапом, как заключенный. Но начальство питерских тюрем, которое тогда, если память не изменяет, находилось в структуре ГУВД, сразу отвергло этот вариант, как абсолютно нереальный, потому что какие бы я инструктажи не прошел, зэки меня обязательно бы раскололи. Поэтому мне в ГУВД предложили другой вариант — я захожу на зону как журналист, но получаю, почти полную свободу действий. Мне дают ключ от одного из кабинетов в зоновском клубе, где я могу спать. А могу и не спать, а ходить по отрядам, общаться с осужденными. Что я и делал. Вы спросите, при чем здесь путч? А при том, что после него в стране на всех уровнях начала стремительно меняться власть. И в ГУВД тоже не знали, чего теперь при новой демократической власти можно, а чего нельзя, и где теперь проходят границы свободы слова. Ну и на всякий случай, решили не отказывать мне, представителю «демократической» газеты «Смена». Потом, когда я отбыл неделю в колонии усиленного режима в Форносово и принес текст на вычитку, меня попытались взять под контроль. Сказали: «Сейчас мы вызовем замполита колонии и вместе с ним будем редактировать текст». Вот тут пришлось проявить твердость и в этом требовании отказать. Представляю, что бы осталось от текста. Какие-то правки в итоге были внесены, но для материала совсем не критичные.
Я приравниваю эту уникальную в моей практике командировку к поездке в горячую точку. Я окунулся в гущу незабываемых людей и событий и потом даже использовал полученный опыт в своем романе «Воскрешение Лазаря». Не все из того, что узнал, было опубликовано. Кое-что так и осталось на уровне полураскрытых тайн, которые до сих пор дразнят мое любопытство.
Текст вышел в двух номерах «Смены», каждая часть размером на полосу А2. Ох и много же мы раньше писали! В данной интернет-версии для удобства читателей я раздробил материал на четыре части.
Саша Колосов сидит очень и очень долго, по бросало его по зонам порядочно. Он ведет свой рассказ неторопливо и чинно и не давит на психику в отличие от большинства прочих здешних ораторов. Он придерживается очень строгих критериев и считает все зоны Ленинградской области, в том числе и гореловскую, безоговорочно красными.
— Это потому, что они находятся в тупике. Через Питер зэков транзитом в Столыпиных не возят. Сидят все ленинградцы. И если вдруг какой-нибудь человек здесь решит жить настоящей тюремной жизнью: попытается поднять общаг (общий котел.— Авт.) и сказать администрации, что она далеко не права, то человек этот получает сначала один ПКТ (помещение камерного типа — Авт.), потом другой ПКТ, а потом отправляется в Вологду на крытый режим и обратно уже никогда не вернется.
Знаю, в 83–84 годах применяло начальство к пришельцам такую вот тактику. Известно, допустим, что прибывает с какой-нибудь зоны опытный авторитет, не дай бог еще ксиву предъявит. В этом случае администрация идет к местным жуликам и советует взять прибывшего на себя. Жулики сами не дураки, понимают прекрасно, что человек этот, выпусти его из поля зрения, в два счета докажет всей зоне, что, по настоящим понятиям, они не жулики вовсе, а беспредельные рожи. И решают тогда жулики устроить авторитету хорошую встречу.
Человек приезжает, видит разные к себе знаки внимания. Его проводят в угол на самую почетную койку. Утром он протирает глаза, видит до блеска начищенные новые сапоги, белую футболку и черный милюстиновый костюм. И уже накрыт стол, где ждет его фарфоровая посуда и всякая вкусная пища. Он пинает подальше этапную робу, надевает футболку, костюм, начинает вкушать эту вкусную пищу… И вот тут-то у встречающих жуликов вырывается вздох облегчения, возникают надуманные улыбки: «Все, сжевал, преломил с нами хлеб, значит — наш». Потому что если человек этот жил по тюрьме и знает законы, то никогда не допустит такого лакейства. Он не может садиться к столу, а скажет: «Стоп, ребята! Расскажите-ка сначала мне…» Большинство же понимают прекрасно, что здесь что-то не так, но и в то же время думают: «А с другой стороны, может, подружиться с ребятами? Может быть, я вообще отсюда освобожусь?» И человек с новыми правилами соглашается, предполагая совместно с ребятами зоной рулить. Если нет — начинается прессинг, могут сделать подметную ксиву, где черным по белому будет написано, что не авторитет он вовсе, а совсем наоборот — педераст, и так далее.
Ничего подобного вы не встретите в тюрьмах и зонах Центральной России. Там стараются не растерять тюремный смысл.
Повезло мне с этим редакционным заданием. Оно поступило от главного редактора «Смены» Гали Леонтьевой удивительно вовремя. Сразу после неудавшегося путча августа 1991 года. Правда, Галя хотела, чтобы я для чистоты эксперимента прибыл на зону с этапом, как заключенный. Но начальство питерских тюрем, которое тогда, если память не изменяет, находилось в структуре ГУВД, сразу отвергло этот вариант, как абсолютно нереальный, потому что какие бы я инструктажи не прошел, зэки меня обязательно бы раскололи. Поэтому мне в ГУВД предложили другой вариант — я захожу на зону как журналист, но получаю, почти полную свободу действий. Мне дают ключ от одного из кабинетов в зоновском клубе, где я могу спать. А могу и не спать, а ходить по отрядам, общаться с осужденными. Что я и делал. Вы спросите, при чем здесь путч? А при том, что после него в стране на всех уровнях начала стремительно меняться власть. И в ГУВД тоже не знали, чего теперь при новой демократической власти можно, а чего нельзя, и где теперь проходят границы свободы слова. Ну и на всякий случай, решили не отказывать мне, представителю «демократической» газеты «Смена». Потом, когда я отбыл неделю в колонии усиленного режима в Форносово и принес текст на вычитку, меня попытались взять под контроль. Сказали: «Сейчас мы вызовем замполита колонии и вместе с ним будем редактировать текст». Вот тут пришлось проявить твердость и в этом требовании отказать. Представляю, что бы осталось от текста. Какие-то правки в итоге были внесены, но для материала совсем не критичные.
Я приравниваю эту уникальную в моей практике командировку к поездке в горячую точку. Я окунулся в гущу незабываемых людей и событий и потом даже использовал полученный опыт в своем романе «Воскрешение Лазаря». Не все из того, что узнал, было опубликовано. Кое-что так и осталось на уровне полураскрытых тайн, которые до сих пор дразнят мое любопытство.
Текст вышел в двух номерах «Смены», каждая часть размером на полосу А2. Ох и много же мы раньше писали! В данной интернет-версии для удобства читателей я раздробил материал на четыре части.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Жители Североморска подумали, что на них сбросили атомную бомбу.
Петербургские чиновники относятся к прошлому без должного уважения.
Повезло мне с этим редакционным заданием. Оно поступило от главного редактора «Смены» Гали Леонтьевой удивительно вовремя. Сразу после неудавшегося путча августа 1991 года. Правда, Галя хотела, чтобы я для чистоты эксперимента прибыл на зону с этапом, как заключенный. Но начальство питерских тюрем, которое тогда, если память не изменяет, находилось в структуре ГУВД, сразу отвергло этот вариант, как абсолютно нереальный, потому что какие бы я инструктажи не прошел, зэки меня обязательно бы раскололи. Поэтому мне в ГУВД предложили другой вариант — я захожу на зону как журналист, но получаю, почти полную свободу действий. Мне дают ключ от одного из кабинетов в зоновском клубе, где я могу спать. А могу и не спать, а ходить по отрядам, общаться с осужденными. Что я и делал. Вы спросите, при чем здесь путч? А при том, что после него в стране на всех уровнях начала стремительно меняться власть. И в ГУВД тоже не знали, чего теперь при новой демократической власти можно, а чего нельзя, и где теперь проходят границы свободы слова. Ну и на всякий случай, решили не отказывать мне, представителю «демократической» газеты «Смена». Потом, когда я отбыл неделю в колонии усиленного режима в Форносово и принес текст на вычитку, меня попытались взять под контроль. Сказали: «Сейчас мы вызовем замполита колонии и вместе с ним будем редактировать текст». Вот тут пришлось проявить твердость и в этом требовании отказать. Представляю, что бы осталось от текста. Какие-то правки в итоге были внесены, но для материала совсем не критичные.
Я приравниваю эту уникальную в моей практике командировку к поездке в горячую точку. Я окунулся в гущу незабываемых людей и событий и потом даже использовал полученный опыт в своем романе «Воскрешение Лазаря». Не все из того, что узнал, было опубликовано. Кое-что так и осталось на уровне полураскрытых тайн, которые до сих пор дразнят мое любопытство.
Текст вышел в двух номерах «Смены», каждая часть размером на полосу А2. Ох и много же мы раньше писали! В данной интернет-версии для удобства читателей я раздробил материал на четыре части.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Жители Североморска подумали, что на них сбросили атомную бомбу.
Петербургские чиновники относятся к прошлому без должного уважения.
