Эту книгу наш коллектив авторов писал в течение двух лет. В начале 2021 года к работе присоединился и внёс решающий вклад известный петербургский журналист, писатель и редактор Владимир (Владлен) Чертинов. История его обращения к теме нашего документального сочинения — яркий пример того, как проявляются узоры Божиего Промысла в жизни людей, семей, поколений. Можно сказать, что эта книга появилась на свет, потому что он позвонил в штаб Иоанновской семьи 25 декабря 2020 года. То есть в день 165-летия со дня рукоположения Иоанна Кронштадтского во священники.
Владлен Чертинов «случайно» покрестился уже в зрелом возрасте, приняв церковное имя Владимир. В последние годы он обрёл не только веру в Бога, но и целый сонм предков-священников, о существовании которых раньше и не догадывался. Причём все они — жители Русского Севера, земляки Иоанна Кронштадтского. С некоторыми из них отец Иоанн наверняка был заочно, а возможно, и лично знаком.
— До сентября 1991 года я был человеком неверующим, — признаётся Владимир. — Покреститься заставило неожиданное столкновение с колдовством.
Он выполнял необычное редакционное задание — целую неделю жил и работал в качестве репортёра на зоне — в колонии усиленного режима в Форносово, что в Ленинградской области. Удивительно, что журналиста вообще пустили туда. Повезло. Только-только случился августовский путч. «Демократия» в стране победила. Руководство ФСИН не решилось отказать журналисту «демократической» петербургской газеты «Смена», попросившемуся побыть репортёром на зоне.
— В колонии мне выделили ключ от одного из кабинетов клуба, я мог свободно передвигаться по территории, общаться с зэками, чифирить с ними по ночам. Ну и дочифирился. В зоновской «больничке», куда я зашёл, познакомился с местным экстрасенсом — фельдшером-зэком, знатоком восточных медицинских практик (кстати, он получил срок за кражу каких-то раритетов из патриаршей ризницы).
О его экстрасенсорных способностях мне рассказывали не только осуждённые, но и представители администрации колонии. Например, о том, что, когда с зоны сбежал один зэк — выехал с её территории в машине с сеном, именно фельдшер помог его поймать: покрутив металлическую рамку, точно сказал, в каком месте беглец спрыгнул с машины, где именно спрятал одежду и в какую сторону пошёл. Погоня последовала советам «ясновидящего» вора и действительно обнаружила следы и одежду в указанных местах, а потом и беглеца поймали именно в той стороне, где предсказал фельдшер.
Экстрасенс предложил журналисту «продиагностировать» его здоровье с помощью всё той же рамки. И, надо сказать, он довольно точно определял недуги и недомогания, о которых знал только сам репортёр. А спустя несколько часов после встречи с ним, ночью, когда будущий Владимир общался с осуждёнными в одном из отрядов, он почувствовал резкую и необычную боль в спине.
— «Спина болит?» — тут же спросил меня один из зэков- собеседников, продемонстрировав удивительную проницательность. Это был отрядный старшина, здоровенный спортсмен-борец, получивший срок за участие в первой питерской рэкетирской группировке (в ней, к слову, состоял и известный в то время актёр Аркадий Шалолашвили). До этого старшина упомянул в разговоре, что пытается заниматься целительством. Он предложил мне: «Давай-ка я тебя полечу». Начал проделывать какие-то пассы за моей спиной и вдруг спросил с тревогой в голосе: «Зачем ты давал фельдшеру себя сканировать? Он в тебя иголку загнал, он к тебе энергетически присосался».
Дальше началась какая-то фантасмагория. К стене казармы, отделяющей её от санчасти, приставили православную икону, написанную на зеркале (один из зэков в отряде был иконописцем). Старшина закончил проделывать пассы за спиной журналиста и объявил, что извлёк из неё иглу. Боль действительно прошла, но наступил отходняк — репортёра трясло. Он стал расспрашивать старшину: «Что это было?» Тот нехотя отвечал. Из его рассказа вырисовывалась какая- то чертовщина.
— Я узнал, что на зоне есть два колдуна, — вспоминает Владимир. — Причём фельдшер ещё не самый сильный. Второй колдун, кореец по национальности, куда круче. Мне назвали его имя. Я удивился и насторожился, потому что припомнил, как заместитель колонии по работе с личным составом очень настойчиво советовал мне именно с этим осуждённым пообщаться. А я так и не нашёл для него времени — попадались другие, как мне казалось, более интересные и важные собеседники. Ну и в итоге избежал встречи с колдуном, хотя он, завидев меня на территории зоны, всякий раз кивал, улыбался — давал понять, что ждёт нашего разговора.
Не буду грузить читателей другими подробностями той истории, в которые всё равно трудно поверить. Главное, старшина настоятельно посоветовал мне после случившегося принять крещение в православном храме. «А если не покрещусь?» — спросил я. «Тогда ты можешь сойти с ума», — ответил мой собеседник.
На следующий день журналист продолжил встречаться с обитателями колонии. Что удивительно, в разговорах вдруг ни с того ни с сего начинали звучать как бы отголоски вчерашнего происшествия. Например, Владлену рассказали о двух зэках, которые после пребывания в санчасти повредились умом. С одним из них он даже смог пообщаться. И тот подтвердил, что фельдшер «влез к нему в мозги» и что-то там сделал.
Кроме того, в разговорах пару раз совершенно случайно возникала тема крещения. Да и в электричке, на которой журналист возвращался в Петербург из Форносова, напротив него сели парень и девушка, которые неожиданно стали обсуждать подругу, которая только что приняла святое крещение.
— Я счел все эти фразы некими знаками, намёками свыше и сразу же по приезде в город пошёл в ближайший к редакции храм. Им оказался Владимирский собор. Рассказал священнику, которого там встретил, о случившемся. Он тут же меня покрестил. Тогда я, конечно, не знал, что Владимирский собор — своеобразная стартовая площадка на пути к Иоанну Кронштадтскому.
Не знал, что в соборе тогда только начал служить будущий старший священник Иоанновского монастыря и создатель Иоанновской семьи Николай Беляев. Не знал, что прихожанином этого храма был Геннадий Беловолов — будущий директор-хранитель Музея-квартиры Иоанна Кронштадтского и настоятель храма Леушинского подворья — очень знакового места, связанного с отцом Иоанном. Что вслед за Николаем Беляевым отсюда в Иоанновский монастырь на Карповке перейдёт часть прихожан. Обо всём вышеперечисленном я узнал, лишь работая над этой книгой в 2021 году. Для меня же крещение, принятое в 1991 году во Владимирском соборе, сыграло определяющую роль в жизни и тоже привело к Иоанну Кронштадтскому — спустя почти 30 лет.
Владимир крестился 15 сентября 1991 года. 25 октября в газете «Смена» вышел его репортаж о колонии, где он, не называя имён и фамилий, вкратце описал эпизод с колдуном и колдовством. А спустя ещё пару недель получил от него письмо. «Вы сами не понимаете, во что влезли», — писал фельдшер. Обещал устроить журналисту нечто страшное — такое, по сравнению с чем «игла в спине» покажется пустяком. Но угроза не была приведена в исполнение. А через четыре года, на Рождество, Владимир случайно узнал, что фельдшера больше нет в живых, он «сторчался» в колонии от наркотиков.
История о встрече коллеги с колдунами и колдовством стала легендарной в журналистском сообществе Петербурга. А о крещении репортёра Чертинова, которое спасло его от страшных последствий колдовства, стали даже рассказывать анекдот.
Прибегает околдованный журналист креститься во Владимирский собор и подходит к священнику.
— Батюшка, желаю срочно принять святое крещение.
— А почему срочно?
— Я журналист, был на зоне, там меня околдовали.
— Свят, свят, свят! А как зовут тебя?
— Владлен.
— Свят, свят, свят! А фамилия твоя как?
— Чертинов.
— Свят, свят, свят!
— В моей жизни было много знаков, уроков, совпадений, чудес. Но я долго не связывал всё это с крещением. Осознал эту связь лишь недавно, — продолжает Владимир.
Одним из главных чудес в своей жизни он считает обретение предков-священников, о существовании которых раньше не знал.
— Я был увлечён поисками предков, но только по одной семейной линии — отцовской. Предков-казаков. У меня не было никакой отцовской родни: родители развелись, да к тому же отец рано умер. Но нас всегда манит то, чего мы лишены. Я десятилетиями раскапывал отцовские корни — сидел в библиотеках, списывался с краеведами, ездил в места исторического проживания Чертиновых на Верхнем Дону и в предгорьях Кавказа, записывал рассказы стариков, составлял родословное древо и в конце концов по мотивам всех своих поисков написал роман с «библейским» названием «Воскрешение Лазаря»…
Эта книга — о силе рода. О родовом теле — макроорганизме, состоящем из разных поколений одной семьи. О человеке, который ищет предков, не догадываясь, что ищет себя. Кстати, фамилия Чертинов, как выяснилось, происходит не от чёрта, как я грешным делом думал довольно долго, а от черты. Этим словом раньше называли границу, и Чертиновы действительно изначально жили на границах области Войска Донского.
Мои отцовские предки открывались мне, как открываются тайны. Но я даже не подозревал, что ещё большие тайны поджидают меня на «материнской половине» — там, где я и не пытался искать. Потому что не испытывал потребности в поисках. Материнских родственников вокруг меня было много — бабушки, тётушки. Они столько всего рассказывали. Но, как выяснилось, о самом главном молчали.
Всё, что я знал: прадед и прабабушка были учителями в Шенкурске и Архангельске и вроде бы пели в церковном хоре. Лишь однажды бабушка (её девичья фамилия — Юсова) вдруг сказала, что один из Юсовых был настоятелем Соловецкого монастыря. Я, подросток, не придал этому значения. Решил, что это семейная легенда, верить в которую не обязательно. Каково же было моё удивление, когда много лет спустя, в 2014 году, я, всего лишь забив в поисковике «Юсов. Соловки», узнал, что никакая это не легенда.
Монастырь поставлял продукты к царскому столу, торговал с заграницей, участвовал во всемирных выставках. Иоанникий Юсов обосновал и пробил строительство железной дороги до Кеми (по которой сегодня на Соловки добирается большинство туристов и паломников) и выделил на это все монастырские запасы стройматериалов. Он строил новые церкви, скиты, искоренял среди братии неграмотность и невежество. При нём на Соловках появилась восьмиклассная семинария.
Но реформы Иоанникия нравились не всем, так как для монахов увеличилась длительность трудовых послушаний, а семинария увеличивала число «шибко умных» иноков. «Оппозиционеры» (в основном это были не рядовые монахи, а иеромонахи и иеродьяконы) писали жалобы в Синод. Ходу им не давали.
Но после Февральской революции радикально обновившийся Синод боялся «политически неверных решений» и в ответ на новые жалобы в августе 1917 года отправил 65-летнего Иоанникия Юсова по старости на покой. Он мог уехать на «большую землю», но предпочёл остаться на Соловках, где в 1921 году умер в скиту. Всё, что он создавал и приумножал, было разрушено и разграблено. А могила Иоанникия долгие годы считалась утерянной.
— Шёл 2020 год. Год 100-летия со дня расстрела моего прапрадеда, священника Виталия Попова. Он выдался для меня очень тяжёлым, но в то же время необыкновенным и обнадёживающим. Работая над статьёй об Алексее Попове, я решил упомянуть в ней и о его младшем брате Виталии. И с удивлением наткнулся в интернете на совсем свежую статью о нём. Оказалось, что заброшенную церковь в Нименьге, где когда-то служил мой прапрадед, начала восстанавливать группа волонтёров.
Люди из разных уголков страны устраивают экспедиции к, казалось, всеми забытому, мёртвому храму и оживляют его. И уже выпрямили колокольню! Волонтёры (часть из них входит в движение «Общее дело», которое спасает деревянные церкви Русского Севера) создали группу «Нименьга» в соцсетях. Я списался с этими людьми, и они позвали меня в очередную экспедицию в Нименьгу.
2020-й стал годом испытаний для всей страны — годом пандемийных ограничений, карантинов, разрушенных планов, смертей. В 2020 году я потерял свою маму. Потерял работу. Но будто в утешение Бог привёл меня в церковь расстрелянного прапрадеда и явил чудеса, которые однозначно свидетельствуют: смерти нет, а те, кто ушёл в духовный мир, по-прежнему рядом.
5 августа 2020 года в Петербурге и Москве прошли панихиды по Виталию Попову. В конце месяца Владимир съездил в Мурманскую область, навестил тяжелобольную маму, находившуюся под присмотром сестры.
— Я провёл почти неделю у постели мамы. 26 августа возвращался домой в Петербург, чтобы вскоре оттуда отправиться в экспедицию в Нименьгу. В 8:30 зашел в комнату мамы — попрощаться. И в этот самый момент в телефоне брякнула электронная почта: пришло письмо от знакомого краеведа, с которым до этого мы три года не контактировали.
Он прислал копию метрической записи о венчании прадеда Ивана Юсова и прабабушки Августы Поповой, на которую наткнулся в архивах. Оказалось, что они венчались в 1909 году в той самой церкви села Нименьга, куда я через пять дней должен был улетать! И венчал их отец Августы — священник Виталий Попов. То есть храм, который я ехал восстанавливать, был связан не только с прапрадедом Виталием, но и с прадедом Иваном и прабабушкой Августой. Поездка в Нименьгу приобрела двойной смысл.
Удивительно, но датой венчания значилось 31 августа. А я именно 31 августа должен был отправиться в экспедицию, у меня был заранее куплен авиабилет до Архангельска.
Прилетев ночью в этот город, Владимир Чертинов и другой волонтёр Григорий Шеянов остановились в хостеле на улице Либкнехта. Утром 1 сентября отправились в архив Архангельска просмотреть кое-какие заранее заказанные документы. Быстро изучив их, Владимир стал бессистемно листать описи материалов Архангельского горисполкома и совершенно случайно наткнулся на упоминание о прабабушке Августе Юсовой в перечне лиц, лишённых избирательного права в 1927–1936 годах. Само дело получить не смог, требовалось составить предварительную заявку и ждать несколько дней, а 2 сентября уже нужно было уезжать в Нименьгу. Успел лишь побывать и помолиться в Троицкой церкви на реке Кузнечихе, где, как он выяснил, служил его прадед Иван Юсов.
— Знакомство с делом прабабушки я отложил до лучших времён. Забегая вперёд, скажу, что они настали в мае 2021 года. Григорий Шеянов на Пасху и майские праздники снова поехал на Север и заодно согласился посмотреть в Архангельском архиве нужное мне дело. А 13 мая прислал по электронной почте фотокопии его листов.
Архивное дело оставило у Владимира тяжёлый осадок. Он узнал, что в декабре 1927 года его прабабушку Августу лишили избирательного права как жену служителя культа. А прадедушку Ивана лишили ещё раньше. Лишенцев, как известно, не брали на работу (а если и брали, то только на самую низкооплачиваемую), им не выдавали продуктовых карточек, но при этом с них взимали повышенные налоги. А в семье Юсовых на тот момент было 9 несовершеннолетних детей — девочек от года до 15 лет!
— В деле есть запись какого-то проверяющего: «Семейство Юсовой находится в скверном материальном положении», — говорит Владимир. — Ну а по мне, так одному Богу известно, как они вообще не умерли с голоду! В апреле 1929 года прабабушку в правах восстановили, а прадеда — нет. Он смог устроиться только чернорабочим на лесозавод. В 1930-м семья уехала из Архангельска в поисках лучшей доли. Меньше чем через год прадед и прабабушка умерли от тифа, девять девочек остались одни. Как они выжили — отдельная тема. Но я сейчас всё-таки о другом — о чудесном.
Из архивного дела я узнал адрес проживания семейства Юсовых в Архангельске: улица Либкнехта, д. 3, кв. 3. Тут же пробил его. И не поверил глазам! Оказалось, что их дом раньше стоял… прямо напротив хостела «Тройка», в котором я остановился по прилете в Архангельск! И даже окно моего номера выходило на это место. Сейчас дома нет — теперь там другое здание, в котором размещается местное управление Центробанка. Но, на моё счастье, прежний дом отыскался в интернете на дореволюционной открытке — улица Либкнехта раньше называлась Соборной. Архангельск — совсем не маленький город, в нем, как я выяснил, 4689 жилых домов. То есть вероятность такого удивительного совпадения составляла 1 к 4689! А теперь она и вовсе равна нулю. Будто дождавшись моего приезда, хостел «Тройка», просуществовавший до этого пять лет, вскоре закрылся. Так что, если бы я сегодня, уже зная адрес проживания предков в Архангельске, захотел остановиться в доме напротив, у меня ничего бы не вышло.
Так поездка Владимира на землю предков началась с чуда, о котором он в тот момент даже не подозревал. Чудо открылось лишь 13 мая 2021 года.
— Замечу, что это был примечательный день, — продолжает Владимир. — 13 мая мы приступили к вёрстке вот этой книги о современных чудесах Иоанна Кронштадтского. А ещё в тот самый момент, когда Григорий прислал мне фотокопии дела, я выставлял на свой сайт статью о настоятеле Соловецкого монастыря Иоанникии Юсове. Вот как всё удивительно переплелось…
Удалось обнаружить несколько валунов, фундамент старой часовни, восемь дореволюционных могильных памятников, но нужной плиты так и не нашли. Поэтому мы просто встали рядом с какими-то двумя могилами и помолились за упокой души Серафимы Поповой. Но на этом поиски не закончились.
Один из волонтёров позвонил родственнице Юрия, нашедшего могилу в 2013-м. Та связалась с ним. И следующим утром Юрий прислал несколько фотографий для ориентировки. Во-первых, фото могилы своего дедушки, вблизи от которой он и нашел плиту, а во-вторых, фрагмент самой плиты под сосной. Справа и слева перед ней на фото были две могилы с безымянными зелёными крестами.
На следующий день, 7 сентября, Владимир с сёстрами снова отправились на кладбище. Быстро нашли могилу дедушки Юрия. Справа от неё действительно были сосна и два холмика. Но без крестов. Зато у сосны валялось несколько зелёных досок, которые могли быть фрагментами этих самых зелёных упавших крестов, запечатлённых на фото, присланных Юрием.
— Я начал копать вокруг сосны. Увы, тщетно. К тому же из-под земли показывались всё новые и новые зелёные доски — стало понятно, что это фрагменты штакетника, а не крестов. Да и местность вокруг сосны отличалась от той, что была на фото: там на заднем плане читалась синяя ограда какой-то могилы с характерным высоким угловым столбом. Мы осматривали нашу сосну с разных ракурсов, но не видели поблизости ничего подобного.
Сёстры от безысходности расширили зону поисков и удалились довольно далеко — метров на двадцать. Я уже прошёл с лопатой вокруг сосны почти полный круг. И вдруг раздался радостный крик Екатерины. Прибежал на него и увидел место, запечатлённое на фото. Это было именно то место, где мы накануне, 6 сентября, молились за прапрабабушку Серафиму! Оказалось, что вчера мы стояли и читали молитву, обратившись лицом к той самой сосне!
Я воткнул в мох лопату. Она чиркнула обо что-то твёрдое. Дальше аккуратно убирал мох руками, обнажая плиту. Текст на ней был читаем с трудом, но, подсвечивая себе с разных углов телефонами, мы смогли его разобрать по кусочкам. Это была она — могила нашей прапрабабушки Серафимы!
«Жена священника
Серафима Павловна Попова
Сконч. 15 декабря 1913 года
64 лет от роду»
Но главный сюрприз поджидал в графе «Родилась». День и месяц рождения прапрабабушки нам не были известны. Архивные документы об этом умалчивали. Но на плите была выбита дата — 6 сентября 1849 года. Невероятно, но факт! Оказывается, накануне, когда мы впервые пришли на кладбище и молились за прапрабабушку Серафиму, был её день рождения!
Все даты в этой истории оказались говорящими. В 1913 году Серафиму Попову похоронили. Через 100 лет, в 2013-м, её заброшенную, скрывшуюся под землёй могилу случайно нашёл бывший житель Нименьги Юрий. 6 сентября 2020 года мы, потомки, пришли на это кладбище и молились за прапрабабушку, не зная, что стоим в каких-нибудь трёх метрах от её изголовья и что сегодня — её день рождения. 7 сентября мы прапрабабушку Серафиму всё-таки отыскали. (Понятно, что есть разница между датами по старому и новому стилю. Но вполне промыслительно и то, что в момент поисков потомки матушки Серафимы Поповой не помнили об этой разнице между Юлианским и Григорианским календарём.)
А 8 сентября исполнился ровно год, как волонтёры спасли колокольню Преображенской церкви, прикрепив её тросами к гидроцилиндрам трактора «Кировец», аккуратно по миллиметру тянули и выпрямили. И это тоже было большое чудо, потому что внутри неё было много сгнивших брёвен, они могли повести себя непредсказуемо и обрушить конструкцию.
8 сентября Владимир покидал Нименьгу. Вечером этого дня справа от колокольни над горизонтом выросла огромная радуга — такой красоты и размеров, что все наблюдавшие её волонтёры признались, что никогда не видели в жизни ничего подобного. Радуга тоже была похожа на след ракеты, взмывающей в небо.
Эту радугу видели и в Онеге — городе, в который Владимир прибыл утром 9 сентября. Люди, с которыми он там общался, тоже сочли её аномально большой.
— В Онеге живёт краевед Тамара Петровна Лапина, много сделавшая для моих поисков материнской родни, — рассказывает журналист. — Я собирался посетить этот город исключительно ради встречи с ней. Но так вышло, что и эта поездка уже в начале моего путешествия обрела дополнительный смысл.
Работая в архивах Архангельска, Владимир узнал, что именно в Онеге в 1882 году у Виталия и Серафимы Поповых родилась дочь Августа, его прабабушка, и что крестили её в местном Троицком соборе. И что именно в Онегу в 1920 году чекисты привезли из Нименьги арестованного священника Виталия Попова, там его допрашивали, перед тем как отправить в Архангельск на расстрел…
— Утром 9 сентября мы с Тамарой Петровной попали на службу в Троицкий собор. Хор красиво исполнял акафист Пресвятой Богородице. Едва ли не каждое предложение в нём начинается словом «радуйся». Я стоял и радовался. Радовался всему тому, что в ходе этого путешествия мне довелось пережить. Путешествия, которое началось с Троицкой церкви Архангельска, где служил прадед, а закончилось в Троицком соборе Онеги, где крестили прабабушку…
Вскоре после этой поездки у Владимира умерла мать. Он снова прилетел на Русский Север — на её похороны. И снова попал в череду трогательных знамений.
— Мама всю жизнь проработала учителем. Мы и хоронили её в последний рабочий день перед Днём учителя. Пока мама ещё не слегла и могла ходить, она любила подкармливать собачку во дворе, которой дала имя Лапка. Когда гроб переносили в катафалк из зала прощания в морге, в машину прошмыгнула точно такая же собачонка, как Лапка. Видимо, это была собачка работников похоронной конторы, они спрятали её внутри катафалка, накрыли своими куртками. Но когда машина выезжала с территории больницы на кладбище, собачка вылезла из-под курток и грустно глядела в окошко.
Раньше, в моём детстве, людей провожали на кладбище под похоронный оркестр, шедший за грузовиком, в кузове которого стоял гроб. Теперь времена изменились. И мы просто ехали за катафалком на машине. Вдруг в приёмнике, настроенном на какую-то радиостанцию, раздались слова тихой песни Юрия Шевчука: «Это всё, что останется после меня, это всё, что возьму я с собой!»
Они лучше любого похоронного марша подходили к переживаемому нами моменту. И дальше на кладбище всё было точно как в этой песне — и «крики чаек», и «прощальный шёпот реки», на берегу которой мы опустили маму в могилу. А ещё мы увидели у самого края вырытой могилы отпечатки собачьих лапок…
Через два с половиной месяца Владимир вдруг снова услышал запавшие в душу слова «Это всё, что останется после меня, это всё, что возьму я с собой!». Они прозвучали 21 декабря, когда он разглядывал на экране компьютера фотографию старшего священника Иоанновского монастыря Николая Беляева.
— Мы с сыном делали личный сайт для одного крупного бизнесмена, который выступил спонсором книги «Один в поле воин» о национальном герое Парагвая — генерале Иване Тимофеевиче Беляеве. Я пришёл к помощницам спонсора, скачивал на жёсткий диск фото, которые могли бы пригодиться для личного сайта. Одна из девушек открывала передо мной на экране монитора папки фотографий, сделанных во время разных мероприятий. В том числе на презентации книги «Один в поле воин», где присутствовал двоюродный внук генерала — отец Николай Беляев. И именно в тот момент, когда я рассматривал его фото, она вдруг почему-то пропела ту самую строчку из песни.
Я посмотрел на секретаря с лёгким недоумением. Не понимая, к чему вдруг снова услышал эти запавшие в душу слова, но понимая, что явно к чему-то. Дело было 21 декабря 2020 года. А 22 декабря отца Николая Беляева увезли в больницу с коронавирусом… Но узнал я об этом лишь спустя несколько месяцев.
Владимир не был прихожанином Иоанновского монастыря на Карповке, отец Николай Беляев интересовал его исключительно как родственник генерала Ивана Беляева, о котором он готовил материалы для сайта. Прочитал в интернете несколько интервью отца Николая, начал смотреть фильм о нём и вдруг услышал ещё одно кодовое для себя слово-знак: «Радуйся!»
— В этом фильме пели акафист Пресвятой Богородице, так взволновавший меня в Онеге после путешествия по святым для меня местам Архангельской области. Я и не думал, что мне вот-вот снова предстоит возрадоваться. На этот раз — встрече с Иоанном Кронштадтским. Чуть дальше, буквально через несколько кадров в том же фильме я увидел знакомого журналиста, с которым до этого не встречался лет десять.
Оказывается, за это время он воцерковился и стал членом Иоанновской семьи. Позвонил ему (как потом выяснилось, 25 декабря — в день 165-летия со дня рукоположения Иоанна Кронштадтского во иереи. — Прим. ред.), мы обменялись своими историями, он предложил поучаствовать в создании этой книги. И я по-настоящему открыл для себя Иоанна Кронштадтского. Раньше, конечно, слышал о нём, но даже не подозревал, насколько он был выдающейся личностью, сколько чудес совершал и продолжает совершать в наши дни.
Открытием для меня стало и то, что Иоанн Кронштадтский родом из тех же мест, что и мои предки- священники. Что два его верных последователя, Николай Беляев и Геннадий Беловолов, «родом» из того же храма, где я крестился, — из собора Владимирской иконы Божией Матери в Санкт-Петербурге. И в моей жизни продолжились чудеса.
Первым чудом стал неожиданный разрыв контракта с бизнесменом, заказавшим Владимиру изготовление личного сайта. Предприниматель вдруг передумал его создавать. Но при этом щедро оплатил незаконченную работу.
— Я не понимал, в чём причина, мне казалось, у нас получается классный сайт, и бизнесмен ещё недавно сам им восхищался. Но он не мог толком объяснить свой отказ. А потом до меня вдруг дошло: всё дело в Иоанне Кронштадтском, а вернее, в этой книге. Я бы не смог заниматься двумя проектами одновременно. Я должен был сосредоточиться на чём-то одном. Ну вот и сосредоточился. И уже вовсю работая над этой книгой о чудесах, в чудесах просто купался. Судите сами.
13 марта 2021 года мне подарили освящённые копии двух икон, висевших в храме расстрелянного прапрадеда Виталия Попова. Их изображения отыскал в архивах все тот же Григорий Шеянов.
22 марта случайно нашлись воспоминания бывшего городского головы и председателя Городской думы Онеги Якова Лапина. Он сидел в архангельской тюрьме одновременно с прапрадедом и очень ярко описал те несколько дней ада, в котором Виталий Попов находился перед попаданием в рай.
27 марта, в тот самый момент, когда я выстукивал на компьютере очередные современные чудеса Иоанна Кронштадтского, другая Лапина из Онеги (краевед Тамара Петровна) прислала заметку из «Архангельских епархиальных ведомостей» под заголовком «Чудесное спасение от смерти…». О том, как священник Виталий Попов вместе с другим батюшкой были застигнуты ураганом на льду Онежского залива по пути в Крестный монастырь на острове Кий, просидели весь день и всю ночь в лютом холоде и едва не погибли. Но «слезная молитва: „сила Честнаго и Животворящаго Креста не остави нас грешных“ не сходила с их уст, и Господь… услышал их молитвенный вопль».
Под утро порыв ветра вдруг на мгновение расчистил перед полузамёрзшими путниками снежную мглу — они увидели силуэт монастыря, поняли, куда надо двигаться, почувствовали приток сил. И хоть на них снова обрушилась вьюга, они в итоге смогли спастись. Заметка вышла в январе 1896 года, но рассказывала о событии 15 марта 1895-го. По старому стилю. Если по новому — 27 марта (для XIX века разница составляет 12 дней).
И именно 27 марта 2021 года я получил по электронной почте ссылку на архивную заметку о чуде с прапрадедом! А по соседству с ней в том же номере «Архангельских епархиальных ведомостей» я обнаружил другую заметку — о пожертвованиях Иоанна Ильича Сергиева, кронштадтского протоиерея. Это было похоже на личную подпись чудотворца Иоанна Кронштадтского, честное слово.
2 апреля, опять-таки во время работы над этой книгой, мне понадобилось уточнить название храма, где отпевали создателя Иоанновской семьи Николая Беляева. Я вошёл в интернет и только хотел забить в поиск ключевые слова, как увидел новое электронное сообщение. Знакомый исследователь написал о том, чего я раньше не знал. Оказывается, священник Виталий Попов построил церковь в поморском селе Тамица. Её разрушили при советской власти, но фото есть в интернете. Так, пытаясь найти один храм, я отыскал другой, построенный моим предком. Пытаясь уточнить факт, связанный с отцом Николаем Беляевым, получил новые сведения о своем прапрадеде — отце Виталии Попове. И вдруг вспомнил, что до того, как стать Поповыми, мои предки носили фамилию Беляевы…
7 апреля я узнал, что один из героев этой книги, герой-подводник Константин Иванов, погибший в 2019 году в Мурманской области, в школе учился у моей мамы…
Ну а в довершение всего 13 мая открылось чудо, которое я уже описал, чудо моего невероятного поселения в хостеле прямо напротив снесённого дома, в котором когда-то жила семья прадеда и прабабушки Юсовых…
Чем дальше, тем больше в моей жизни проступают узоры. Они завораживают, восхищают, складываются в картину, которую рисует Господь. Чудеса реальны. И работа над этой книгой тоже была для меня чудом.
Не буду грузить читателей другими подробностями той истории, в которые всё равно трудно поверить. Главное, старшина настоятельно посоветовал мне после случившегося принять крещение в православном храме. «А если не покрещусь?» — спросил я. «Тогда ты можешь сойти с ума», — ответил мой собеседник.
На следующий день журналист продолжил встречаться с обитателями колонии. Что удивительно, в разговорах вдруг ни с того ни с сего начинали звучать как бы отголоски вчерашнего происшествия. Например, Владлену рассказали о двух зэках, которые после пребывания в санчасти повредились умом. С одним из них он даже смог пообщаться. И тот подтвердил, что фельдшер «влез к нему в мозги» и что-то там сделал.
Кроме того, в разговорах пару раз совершенно случайно возникала тема крещения. Да и в электричке, на которой журналист возвращался в Петербург из Форносова, напротив него сели парень и девушка, которые неожиданно стали обсуждать подругу, которая только что приняла святое крещение.
— Я счел все эти фразы некими знаками, намёками свыше и сразу же по приезде в город пошёл в ближайший к редакции храм. Им оказался Владимирский собор. Рассказал священнику, которого там встретил, о случившемся. Он тут же меня покрестил. Тогда я, конечно, не знал, что Владимирский собор — своеобразная стартовая площадка на пути к Иоанну Кронштадтскому.
Не знал, что в соборе тогда только начал служить будущий старший священник Иоанновского монастыря и создатель Иоанновской семьи Николай Беляев. Не знал, что прихожанином этого храма был Геннадий Беловолов — будущий директор-хранитель Музея-квартиры Иоанна Кронштадтского и настоятель храма Леушинского подворья — очень знакового места, связанного с отцом Иоанном. Что вслед за Николаем Беляевым отсюда в Иоанновский монастырь на Карповке перейдёт часть прихожан. Обо всём вышеперечисленном я узнал, лишь работая над этой книгой в 2021 году. Для меня же крещение, принятое в 1991 году во Владимирском соборе, сыграло определяющую роль в жизни и тоже привело к Иоанну Кронштадтскому — спустя почти 30 лет.
— В моей жизни было много знаков, уроков, совпадений, чудес. Но я долго не связывал всё это с крещением. Осознал эту связь лишь недавно, — продолжает Владимир.
Одним из главных чудес в своей жизни он считает обретение предков-священников, о существовании которых раньше не знал.
— Я был увлечён поисками предков, но только по одной семейной линии — отцовской. Предков-казаков. У меня не было никакой отцовской родни: родители развелись, да к тому же отец рано умер. Но нас всегда манит то, чего мы лишены. Я десятилетиями раскапывал отцовские корни — сидел в библиотеках, списывался с краеведами, ездил в места исторического проживания Чертиновых на Верхнем Дону и в предгорьях Кавказа, записывал рассказы стариков, составлял родословное древо и в конце концов по мотивам всех своих поисков написал роман с «библейским» названием «Воскрешение Лазаря»…
Эта книга — о силе рода. О родовом теле — макроорганизме, состоящем из разных поколений одной семьи. О человеке, который ищет предков, не догадываясь, что ищет себя. Кстати, фамилия Чертинов, как выяснилось, происходит не от чёрта, как я грешным делом думал довольно долго, а от черты. Этим словом раньше называли границу, и Чертиновы действительно изначально жили на границах области Войска Донского.
Мои отцовские предки открывались мне, как открываются тайны. Но я даже не подозревал, что ещё большие тайны поджидают меня на «материнской половине» — там, где я и не пытался искать. Потому что не испытывал потребности в поисках. Материнских родственников вокруг меня было много — бабушки, тётушки. Они столько всего рассказывали. Но, как выяснилось, о самом главном молчали.
Всё, что я знал: прадед и прабабушка были учителями в Шенкурске и Архангельске и вроде бы пели в церковном хоре. Лишь однажды бабушка (её девичья фамилия — Юсова) вдруг сказала, что один из Юсовых был настоятелем Соловецкого монастыря. Я, подросток, не придал этому значения. Решил, что это семейная легенда, верить в которую не обязательно. Каково же было моё удивление, когда много лет спустя, в 2014 году, я, всего лишь забив в поисковике «Юсов. Соловки», узнал, что никакая это не легенда.
— Шёл 2020 год. Год 100-летия со дня расстрела моего прапрадеда, священника Виталия Попова. Он выдался для меня очень тяжёлым, но в то же время необыкновенным и обнадёживающим. Работая над статьёй об Алексее Попове, я решил упомянуть в ней и о его младшем брате Виталии. И с удивлением наткнулся в интернете на совсем свежую статью о нём. Оказалось, что заброшенную церковь в Нименьге, где когда-то служил мой прапрадед, начала восстанавливать группа волонтёров.
Люди из разных уголков страны устраивают экспедиции к, казалось, всеми забытому, мёртвому храму и оживляют его. И уже выпрямили колокольню! Волонтёры (часть из них входит в движение «Общее дело», которое спасает деревянные церкви Русского Севера) создали группу «Нименьга» в соцсетях. Я списался с этими людьми, и они позвали меня в очередную экспедицию в Нименьгу.
2020-й стал годом испытаний для всей страны — годом пандемийных ограничений, карантинов, разрушенных планов, смертей. В 2020 году я потерял свою маму. Потерял работу. Но будто в утешение Бог привёл меня в церковь расстрелянного прапрадеда и явил чудеса, которые однозначно свидетельствуют: смерти нет, а те, кто ушёл в духовный мир, по-прежнему рядом.
5 августа 2020 года в Петербурге и Москве прошли панихиды по Виталию Попову. В конце месяца Владимир съездил в Мурманскую область, навестил тяжелобольную маму, находившуюся под присмотром сестры.
— Я провёл почти неделю у постели мамы. 26 августа возвращался домой в Петербург, чтобы вскоре оттуда отправиться в экспедицию в Нименьгу. В 8:30 зашел в комнату мамы — попрощаться. И в этот самый момент в телефоне брякнула электронная почта: пришло письмо от знакомого краеведа, с которым до этого мы три года не контактировали.
Он прислал копию метрической записи о венчании прадеда Ивана Юсова и прабабушки Августы Поповой, на которую наткнулся в архивах. Оказалось, что они венчались в 1909 году в той самой церкви села Нименьга, куда я через пять дней должен был улетать! И венчал их отец Августы — священник Виталий Попов. То есть храм, который я ехал восстанавливать, был связан не только с прапрадедом Виталием, но и с прадедом Иваном и прабабушкой Августой. Поездка в Нименьгу приобрела двойной смысл.
Удивительно, но датой венчания значилось 31 августа. А я именно 31 августа должен был отправиться в экспедицию, у меня был заранее куплен авиабилет до Архангельска.
Прилетев ночью в этот город, Владимир Чертинов и другой волонтёр Григорий Шеянов остановились в хостеле на улице Либкнехта. Утром 1 сентября отправились в архив Архангельска просмотреть кое-какие заранее заказанные документы. Быстро изучив их, Владимир стал бессистемно листать описи материалов Архангельского горисполкома и совершенно случайно наткнулся на упоминание о прабабушке Августе Юсовой в перечне лиц, лишённых избирательного права в 1927–1936 годах. Само дело получить не смог, требовалось составить предварительную заявку и ждать несколько дней, а 2 сентября уже нужно было уезжать в Нименьгу. Успел лишь побывать и помолиться в Троицкой церкви на реке Кузнечихе, где, как он выяснил, служил его прадед Иван Юсов.
— Знакомство с делом прабабушки я отложил до лучших времён. Забегая вперёд, скажу, что они настали в мае 2021 года. Григорий Шеянов на Пасху и майские праздники снова поехал на Север и заодно согласился посмотреть в Архангельском архиве нужное мне дело. А 13 мая прислал по электронной почте фотокопии его листов.
Архивное дело оставило у Владимира тяжёлый осадок. Он узнал, что в декабре 1927 года его прабабушку Августу лишили избирательного права как жену служителя культа. А прадедушку Ивана лишили ещё раньше. Лишенцев, как известно, не брали на работу (а если и брали, то только на самую низкооплачиваемую), им не выдавали продуктовых карточек, но при этом с них взимали повышенные налоги. А в семье Юсовых на тот момент было 9 несовершеннолетних детей — девочек от года до 15 лет!
— В деле есть запись какого-то проверяющего: «Семейство Юсовой находится в скверном материальном положении», — говорит Владимир. — Ну а по мне, так одному Богу известно, как они вообще не умерли с голоду! В апреле 1929 года прабабушку в правах восстановили, а прадеда — нет. Он смог устроиться только чернорабочим на лесозавод. В 1930-м семья уехала из Архангельска в поисках лучшей доли. Меньше чем через год прадед и прабабушка умерли от тифа, девять девочек остались одни. Как они выжили — отдельная тема. Но я сейчас всё-таки о другом — о чудесном.
Из архивного дела я узнал адрес проживания семейства Юсовых в Архангельске: улица Либкнехта, д. 3, кв. 3. Тут же пробил его. И не поверил глазам! Оказалось, что их дом раньше стоял… прямо напротив хостела «Тройка», в котором я остановился по прилете в Архангельск! И даже окно моего номера выходило на это место. Сейчас дома нет — теперь там другое здание, в котором размещается местное управление Центробанка. Но, на моё счастье, прежний дом отыскался в интернете на дореволюционной открытке — улица Либкнехта раньше называлась Соборной. Архангельск — совсем не маленький город, в нем, как я выяснил, 4689 жилых домов. То есть вероятность такого удивительного совпадения составляла 1 к 4689! А теперь она и вовсе равна нулю. Будто дождавшись моего приезда, хостел «Тройка», просуществовавший до этого пять лет, вскоре закрылся. Так что, если бы я сегодня, уже зная адрес проживания предков в Архангельске, захотел остановиться в доме напротив, у меня ничего бы не вышло.
Так поездка Владимира на землю предков началась с чуда, о котором он в тот момент даже не подозревал. Чудо открылось лишь 13 мая 2021 года.
— Замечу, что это был примечательный день, — продолжает Владимир. — 13 мая мы приступили к вёрстке вот этой книги о современных чудесах Иоанна Кронштадтского. А ещё в тот самый момент, когда Григорий прислал мне фотокопии дела, я выставлял на свой сайт статью о настоятеле Соловецкого монастыря Иоанникии Юсове. Вот как всё удивительно переплелось…
Удалось обнаружить несколько валунов, фундамент старой часовни, восемь дореволюционных могильных памятников, но нужной плиты так и не нашли. Поэтому мы просто встали рядом с какими-то двумя могилами и помолились за упокой души Серафимы Поповой. Но на этом поиски не закончились.
Один из волонтёров позвонил родственнице Юрия, нашедшего могилу в 2013-м. Та связалась с ним. И следующим утром Юрий прислал несколько фотографий для ориентировки. Во-первых, фото могилы своего дедушки, вблизи от которой он и нашел плиту, а во-вторых, фрагмент самой плиты под сосной. Справа и слева перед ней на фото были две могилы с безымянными зелёными крестами.
На следующий день, 7 сентября, Владимир с сёстрами снова отправились на кладбище. Быстро нашли могилу дедушки Юрия. Справа от неё действительно были сосна и два холмика. Но без крестов. Зато у сосны валялось несколько зелёных досок, которые могли быть фрагментами этих самых зелёных упавших крестов, запечатлённых на фото, присланных Юрием.
— Я начал копать вокруг сосны. Увы, тщетно. К тому же из-под земли показывались всё новые и новые зелёные доски — стало понятно, что это фрагменты штакетника, а не крестов. Да и местность вокруг сосны отличалась от той, что была на фото: там на заднем плане читалась синяя ограда какой-то могилы с характерным высоким угловым столбом. Мы осматривали нашу сосну с разных ракурсов, но не видели поблизости ничего подобного.
Сёстры от безысходности расширили зону поисков и удалились довольно далеко — метров на двадцать. Я уже прошёл с лопатой вокруг сосны почти полный круг. И вдруг раздался радостный крик Екатерины. Прибежал на него и увидел место, запечатлённое на фото. Это было именно то место, где мы накануне, 6 сентября, молились за прапрабабушку Серафиму! Оказалось, что вчера мы стояли и читали молитву, обратившись лицом к той самой сосне!
Я воткнул в мох лопату. Она чиркнула обо что-то твёрдое. Дальше аккуратно убирал мох руками, обнажая плиту. Текст на ней был читаем с трудом, но, подсвечивая себе с разных углов телефонами, мы смогли его разобрать по кусочкам. Это была она — могила нашей прапрабабушки Серафимы!
«Жена священника
Серафима Павловна Попова
Сконч. 15 декабря 1913 года
64 лет от роду»
Но главный сюрприз поджидал в графе «Родилась». День и месяц рождения прапрабабушки нам не были известны. Архивные документы об этом умалчивали. Но на плите была выбита дата — 6 сентября 1849 года. Невероятно, но факт! Оказывается, накануне, когда мы впервые пришли на кладбище и молились за прапрабабушку Серафиму, был её день рождения!
— До сентября 1991 года я был человеком неверующим, — признаётся Владимир. — Покреститься заставило неожиданное столкновение с колдовством.
Он выполнял необычное редакционное задание — целую неделю жил и работал в качестве репортёра на зоне — в колонии усиленного режима в Форносово, что в Ленинградской области. Удивительно, что журналиста вообще пустили туда. Повезло. Только-только случился августовский путч. «Демократия» в стране победила. Руководство ФСИН не решилось отказать журналисту «демократической» петербургской газеты «Смена», попросившемуся побыть репортёром на зоне.
— В колонии мне выделили ключ от одного из кабинетов клуба, я мог свободно передвигаться по территории, общаться с зэками, чифирить с ними по ночам. Ну и дочифирился. В зоновской «больничке», куда я зашёл, познакомился с местным экстрасенсом — фельдшером-зэком, знатоком восточных медицинских практик (кстати, он получил срок за кражу каких-то раритетов из патриаршей ризницы).
О его экстрасенсорных способностях мне рассказывали не только осуждённые, но и представители администрации колонии. Например, о том, что, когда с зоны сбежал один зэк — выехал с её территории в машине с сеном, именно фельдшер помог его поймать: покрутив металлическую рамку, точно сказал, в каком месте беглец спрыгнул с машины, где именно спрятал одежду и в какую сторону пошёл. Погоня последовала советам «ясновидящего» вора и действительно обнаружила следы и одежду в указанных местах, а потом и беглеца поймали именно в той стороне, где предсказал фельдшер.
Экстрасенс предложил журналисту «продиагностировать» его здоровье с помощью всё той же рамки. И, надо сказать, он довольно точно определял недуги и недомогания, о которых знал только сам репортёр. А спустя несколько часов после встречи с ним, ночью, когда будущий Владимир общался с осуждёнными в одном из отрядов, он почувствовал резкую и необычную боль в спине.
— «Спина болит?» — тут же спросил меня один из зэков- собеседников, продемонстрировав удивительную проницательность. Это был отрядный старшина, здоровенный спортсмен-борец, получивший срок за участие в первой питерской рэкетирской группировке (в ней, к слову, состоял и известный в то время актёр Аркадий Шалолашвили). До этого старшина упомянул в разговоре, что пытается заниматься целительством. Он предложил мне: «Давай-ка я тебя полечу». Начал проделывать какие-то пассы за моей спиной и вдруг спросил с тревогой в голосе: «Зачем ты давал фельдшеру себя сканировать? Он в тебя иголку загнал, он к тебе энергетически присосался».
Дальше началась какая-то фантасмагория. К стене казармы, отделяющей её от санчасти, приставили православную икону, написанную на зеркале (один из зэков в отряде был иконописцем). Старшина закончил проделывать пассы за спиной журналиста и объявил, что извлёк из неё иглу. Боль действительно прошла, но наступил отходняк — репортёра трясло. Он стал расспрашивать старшину: «Что это было?» Тот нехотя отвечал. Из его рассказа вырисовывалась какая- то чертовщина.
— Я узнал, что на зоне есть два колдуна, — вспоминает Владимир. — Причём фельдшер ещё не самый сильный. Второй колдун, кореец по национальности, куда круче. Мне назвали его имя. Я удивился и насторожился, потому что припомнил, как заместитель колонии по работе с личным составом очень настойчиво советовал мне именно с этим осуждённым пообщаться. А я так и не нашёл для него времени — попадались другие, как мне казалось, более интересные и важные собеседники. Ну и в итоге избежал встречи с колдуном, хотя он, завидев меня на территории зоны, всякий раз кивал, улыбался — давал понять, что ждёт нашего разговора.
Владимир крестился 15 сентября 1991 года. 25 октября в газете «Смена» вышел его репортаж о колонии, где он, не называя имён и фамилий, вкратце описал эпизод с колдуном и колдовством. А спустя ещё пару недель получил от него письмо. «Вы сами не понимаете, во что влезли», — писал фельдшер. Обещал устроить журналисту нечто страшное — такое, по сравнению с чем «игла в спине» покажется пустяком. Но угроза не была приведена в исполнение. А через четыре года, на Рождество, Владимир случайно узнал, что фельдшера больше нет в живых, он «сторчался» в колонии от наркотиков.
История о встрече коллеги с колдунами и колдовством стала легендарной в журналистском сообществе Петербурга. А о крещении репортёра Чертинова, которое спасло его от страшных последствий колдовства, стали даже рассказывать анекдот.
Прибегает околдованный журналист креститься во Владимирский собор и подходит к священнику.
— Батюшка, желаю срочно принять святое крещение.
— А почему срочно?
— Я журналист, был на зоне, там меня околдовали.
— Свят, свят, свят! А как зовут тебя?
— Владлен.
— Свят, свят, свят! А фамилия твоя как?
— Чертинов.
— Свят, свят, свят!
— В моей жизни было много знаков, уроков, совпадений, чудес. Но я долго не связывал всё это с крещением. Осознал эту связь лишь недавно, — продолжает Владимир.
Одним из главных чудес в своей жизни он считает обретение предков-священников, о существовании которых раньше не знал.
— Я был увлечён поисками предков, но только по одной семейной линии — отцовской. Предков-казаков. У меня не было никакой отцовской родни: родители развелись, да к тому же отец рано умер. Но нас всегда манит то, чего мы лишены. Я десятилетиями раскапывал отцовские корни — сидел в библиотеках, списывался с краеведами, ездил в мес- та исторического проживания Чертиновых на Верхнем Дону и в предгорьях Кавказа, записывал рассказы стариков, составлял родословное древо и в конце концов по мотивам всех своих поисков написал роман с «библейским» названием «Воскрешение Лазаря»…
Эта книга — о силе рода. О родовом теле — макроорганизме, состоящем из разных поколений одной семьи. О человеке, который ищет предков, не догадываясь, что ищет себя. Кстати, фамилия Чертинов, как выяснилось, происходит не от чёрта, как я грешным делом думал довольно долго, а от черты. Этим словом раньше называли границу, и Чертиновы действительно изначально жили на границах области Войска Донского.
Мои отцовские предки открывались мне, как открываются тайны. Но я даже не подозревал, что ещё большие тайны поджидают меня на «материнской половине» — там, где я и не пытался искать. Потому что не испытывал потребности в поисках. Материнских родственников вокруг меня было много — бабушки, тётушки. Они столько всего рассказывали. Но, как выяснилось, о самом главном молчали.
Всё, что я знал: прадед и прабабушка были учителями в Шенкурске и Архангельске и вроде бы пели в церковном хоре. Лишь однажды бабушка (её девичья фамилия — Юсова) вдруг сказала, что один из Юсовых был настоятелем Соловецкого монастыря. Я, подросток, не придал этому значения. Решил, что это семейная легенда, верить в которую не обязательно. Каково же было моё удивление, когда много лет спустя, в 2014 году, я, всего лишь забив в поисковике «Юсов. Соловки», узнал, что никакая это не легенда.
— Шёл 2020 год. Год 100-летия со дня расстрела моего прапрадеда, священника Виталия Попова. Он выдался для меня очень тяжёлым, но в то же время необыкновенным и обнадёживающим. Работая над статьёй об Алексее Попове, я решил упомянуть в ней и о его младшем брате Виталии. И с удивлением наткнулся в интернете на совсем свежую статью о нём. Оказалось, что заброшенную церковь в Нименьге, где когда-то служил мой прапрадед, начала восстанавливать группа волонтёров.
Люди из разных уголков страны устраивают экспедиции к, казалось, всеми забытому, мёртвому храму и оживляют его. И уже выпрямили колокольню! Волонтёры (часть из них входит в движение «Общее дело», которое спасает деревянные церкви Русского Севера) создали группу «Нименьга» в соцсетях. Я списался с этими людьми, и они позвали меня в очередную экспедицию в Нименьгу.
2020-й стал годом испытаний для всей страны — годом пандемийных ограничений, карантинов, разрушенных планов, смертей. В 2020 году я потерял свою маму. Потерял работу. Но будто в утешение Бог привёл меня в церковь расстрелянного прапрадеда и явил чудеса, которые однозначно свидетельствуют: смерти нет, а те, кто ушёл в духовный мир, по-прежнему рядом.
5 августа 2020 года в Петербурге и Москве прошли панихиды по Виталию Попову. В конце месяца Владимир съездил в Мурманскую область, навестил тяжелобольную маму, находившуюся под присмотром сестры.
— Я провёл почти неделю у постели мамы. 26 августа возвращался домой в Петербург, чтобы вскоре оттуда отправиться в экспедицию в Нименьгу. В 8:30 зашел в комнату мамы — попрощаться. И в этот самый момент в телефоне брякнула электронная почта: пришло письмо от знакомого краеведа, с которым до этого мы три года не контактировали.
Он прислал копию метрической записи о венчании прадеда Ивана Юсова и прабабушки Августы Поповой, на которую наткнулся в архивах. Оказалось, что они венчались в 1909 году в той самой церкви села Нименьга, куда я через пять дней должен был улетать! И венчал их отец Августы — священник Виталий Попов. То есть храм, который я ехал восстанавливать, был связан не только с прапрадедом Виталием, но и с прадедом Иваном и прабабушкой Августой. Поездка в Нименьгу приобрела двойной смысл.
Удивительно, но датой венчания значилось 31 августа. А я именно 31 августа должен был отправиться в экспедицию, у меня был заранее куплен авиабилет до Архангельска.
Прилетев ночью в этот город, Владимир Чертинов и другой волонтёр Григорий Шеянов остановились в хостеле на улице Либкнехта. Утром 1 сентября отправились в архив Архангельска просмотреть кое-какие заранее заказанные документы. Быстро изучив их, Владимир стал бессистемно листать описи материалов Архангельского горисполкома и совершенно случайно наткнулся на упоминание о прабабушке Августе Юсовой в перечне лиц, лишённых избирательного права в 1927–1936 годах. Само дело получить не смог, требовалось составить предварительную заявку и ждать несколько дней, а 2 сентября уже нужно было уезжать в Нименьгу. Успел лишь побывать и помолиться в Троицкой церкви на реке Кузнечихе, где, как он выяснил, служил его прадед Иван Юсов.
— Знакомство с делом прабабушки я отложил до лучших времён. Забегая вперёд, скажу, что они настали в мае 2021 года. Григорий Шеянов на Пасху и майские праздники снова поехал на Север и заодно согласился посмотреть в Архангельском архиве нужное мне дело. А 13 мая прислал по электронной почте фотокопии его листов.
Архивное дело оставило у Владимира тяжёлый осадок. Он узнал, что в декабре 1927 года его прабабушку Августу лишили избирательного права как жену служителя культа. А прадедушку Ивана лишили ещё раньше. Лишенцев, как известно, не брали на работу (а если и брали, то только на самую низкооплачиваемую), им не выдавали продуктовых карточек, но при этом с них взимали повышенные налоги. А в семье Юсовых на тот момент было 9 несовершеннолетних детей — девочек от года до 15 лет!
— В деле есть запись какого-то проверяющего: «Семейство Юсовой находится в скверном материальном положении», — говорит Владимир. — Ну а по мне, так одному Богу известно, как они вообще не умерли с голоду! В апреле 1929 года прабабушку в правах восстановили, а прадеда — нет. Он смог устроиться только чернорабочим на лесозавод. В 1930-м семья уехала из Архангельска в поисках лучшей доли. Меньше чем через год прадед и прабабушка умерли от тифа, девять девочек остались одни. Как они выжили — отдельная тема. Но я сейчас всё-таки о другом — о чудесном.
Из архивного дела я узнал адрес проживания семейства Юсовых в Архангельске: улица Либкнехта, д. 3, кв. 3. Тут же пробил его. И не поверил глазам! Оказалось, что их дом раньше стоял… прямо напротив хостела «Тройка», в котором я остановился по прилете в Архангельск! И даже окно моего номера выходило на это место. Сейчас дома нет — теперь там другое здание, в котором размещается местное управление Центробанка. Но, на моё счастье, прежний дом отыскался в интернете на дореволюционной открытке — улица Либкнехта раньше называлась Соборной. Архангельск — совсем не маленький город, в нем, как я выяснил, 4689 жилых домов. То есть вероятность такого удивительного совпадения составляла 1 к 4689! А теперь она и вовсе равна нулю. Будто дождавшись моего приезда, хостел «Тройка», просуществовавший до этого пять лет, вскоре закрылся. Так что, если бы я сегодня, уже зная адрес проживания предков в Архангельске, захотел остановиться в доме напротив, у меня ничего бы не вышло.
Так поездка Владимира на землю предков началась с чуда, о котором он в тот момент даже не подозревал. Чудо открылось лишь 13 мая 2021 года.
— Замечу, что это был примечательный день, — продолжает Владимир. — 13 мая мы приступили к вёрстке вот этой книги о современных чудесах Иоанна Кронштадтского. А ещё в тот самый момент, когда Григорий прислал мне фотокопии дела, я выставлял на свой сайт статью о настоятеле Соловецкого монастыря Иоанникии Юсове. Вот как всё удивительно переплелось…
Впрочем, Владимиру в той «паломнической поездке» по местам своих предков-священников сопутствовали не только тайные, но и явные чудеса. И они были не менее впечатляющие.
2 сентября в архиве ФСБ ему выдали копию расстрельного дела прапрадеда Виталия Попова.
— Приговорённых массово казнили «на Мхах» — в заболоченном районе на окраине Архангельска. Их клали ещё живыми в траншеи, лицом в землю, стреляли в затылок, а потом закапывали. Для Архангельска Мхи — как для Питера Левашовская пустошь, а для Москвы — Бутовский полигон. В 1966 году на костях казнённых мучеников за веру построили Архангельский железнодорожный вокзал. Именно с этого вокзала 2 сентября 2020 года я уезжал в Нименьгу. Напротив вокзала уже в ХХI веке в память о репрессированных был построен храм Новомучеников и исповедников Земли Архангельской.
До отправления поезда оставался час. Я пришел к храму, помолился, сфотографировал церковь и только потом увидел на фото, что в этот момент на куполе колокольни ярко вспыхнул крест. А через несколько минут пылали уже главный крест и купол храма. Он стал похож на ракету, стартующую в небеса.
Помолившись на месте расстрела прапрадеда Виталия, Владимир отправился в Нименьгу, в его храм.
— Я ночевал в этой церкви, облазил в ней каждый квадратный метр, побывал в её чреве. Среди балок и перекрытий было уютно, спокойно, надёжно, будто надо мной распростёрли защитный купол.
А потом ему неожиданно представился случай найти могилу прапрабабушки — матушки священника Виталия Попова. Отыскать захоронение под слоем мха помогла череда удивительных совпадений.
— Было известно, что прапрабабушка Серафима умерла в 1913 году и похоронена где-то в Нименьге. И вот представьте, спустя ровно 100 лет, в 2013-м, уроженец этих мест Юрий, ныне живущий в другом регионе, приехал на местное кладбище поправить могилу деда. Решил подсыпать песочку, копнул лопатой под какой-то сосной и обнаружил под мхом каменную плиту, на которой сверху было написано: «Жена священника».
Удалось обнаружить несколько валунов, фундамент старой часовни, восемь дореволюционных могильных памятников, но нужной плиты так и не нашли. Поэтому мы просто встали рядом с какими-то двумя могилами и помолились за упокой души Серафимы Поповой. Но на этом поиски не закончились.
Один из волонтёров позвонил родственнице Юрия, нашедшего могилу в 2013-м. Та связалась с ним. И следующим утром Юрий прислал несколько фотографий для ориентировки. Во-первых, фото могилы своего дедушки, вблизи от которой он и нашел плиту, а во-вторых, фрагмент самой плиты под сосной. Справа и слева перед ней на фото были две могилы с безымянными зелёными крестами.
На следующий день, 7 сентября, Владимир с сёстрами снова отправились на кладбище. Быстро нашли могилу дедушки Юрия. Справа от неё действительно были сосна и два холмика. Но без крестов. Зато у сосны валялось несколько зелёных досок, которые могли быть фрагментами этих самых зелёных упавших крестов, запечатлённых на фото, присланных Юрием.
— Я начал копать вокруг сосны. Увы, тщетно. К тому же из-под земли показывались всё новые и новые зелёные доски — стало понятно, что это фрагменты штакетника, а не крестов. Да и местность вокруг сосны отличалась от той, что была на фото: там на заднем плане читалась синяя ограда какой-то могилы с характерным высоким угловым столбом. Мы осматривали нашу сосну с разных ракурсов, но не видели поблизости ничего подобного.
Сёстры от безысходности расширили зону поисков и удалились довольно далеко — метров на двадцать. Я уже прошёл с лопатой вокруг сосны почти полный круг. И вдруг раздался радостный крик Екатерины. Прибежал на него и увидел место, запечатлённое на фото. Это было именно то место, где мы накануне, 6 сентября, молились за прапрабабушку Серафиму! Оказалось, что вчера мы стояли и читали молитву, обратившись лицом к той самой сосне!
Я воткнул в мох лопату. Она чиркнула обо что-то твёрдое. Дальше аккуратно убирал мох руками, обнажая плиту. Текст на ней был читаем с трудом, но, подсвечивая себе с разных углов телефонами, мы смогли его разобрать по кусочкам. Это была она — могила нашей прапрабабушки Серафимы!
«Жена священника
Серафима Павловна Попова
Сконч. 15 декабря 1913 года
64 лет от роду»
Но главный сюрприз поджидал в графе «Родилась». День и месяц рождения прапрабабушки нам не были известны. Архивные документы об этом умалчивали. Но на плите была выбита дата — 6 сентября 1849 года. Невероятно, но факт! Оказывается, накануне, когда мы впервые пришли на кладбище и молились за прапрабабушку Серафиму, был её день рождения!
— В Онеге живёт краевед Тамара Петровна Лапина, много сделавшая для моих поисков материнской родни, — рассказывает журналист. — Я собирался посетить этот город исключительно ради встречи с ней. Но так вышло, что и эта поездка уже в начале моего путешествия обрела дополнительный смысл.
Работая в архивах Архангельска, Владимир узнал, что именно в Онеге в 1882 году у Виталия и Серафимы Поповых родилась дочь Августа, его прабабушка, и что крестили её в местном Троицком соборе. И что именно в Онегу в 1920 году чекисты привезли из Нименьги арестованного священника Виталия Попова, там его допрашивали, перед тем как отправить в Архангельск на расстрел…
— Утром 9 сентября мы с Тамарой Петровной попали на службу в Троицкий собор. Хор красиво исполнял акафист Пресвятой Богородице. Едва ли не каждое предложение в нём начинается словом «радуйся». Я стоял и радовался. Радовался всему тому, что в ходе этого путешествия мне довелось пережить. Путешествия, которое началось с Троицкой церкви Архангельска, где служил прадед, а закончилось в Троицком соборе Онеги, где крестили прабабушку…
Вскоре после этой поездки у Владимира умерла мать. Он снова прилетел на Русский Север — на её похороны. И снова попал в череду трогательных знамений.
— Мама всю жизнь проработала учителем. Мы и хоронили её в последний рабочий день перед Днём учителя. Пока мама ещё не слегла и могла ходить, она любила подкармливать собачку во дворе, которой дала имя Лапка. Когда гроб переносили в катафалк из зала прощания в морге, в машину прошмыгнула точно такая же собачонка, как Лапка. Видимо, это была собачка работников похоронной конторы, они спрятали её внутри катафалка, накрыли своими куртками. Но когда машина выезжала с территории больницы на кладбище, собачка вылезла из-под курток и грустно глядела в окошко.
Раньше, в моём детстве, людей провожали на кладбище под похоронный оркестр, шедший за грузовиком, в кузове которого стоял гроб. Теперь времена изменились. И мы просто ехали за катафалком на машине. Вдруг в приёмнике, настроенном на какую-то радиостанцию, раздались слова тихой песни Юрия Шевчука: «Это всё, что останется после меня, это всё, что возьму я с собой!»
Они лучше любого похоронного марша подходили к переживаемому нами моменту. И дальше на кладбище всё было точно как в этой песне — и «крики чаек», и «прощальный шёпот реки», на берегу которой мы опустили маму в могилу. А ещё мы увидели у самого края вырытой могилы отпечатки собачьих лапок…
Через два с половиной месяца Владимир вдруг снова услышал запавшие в душу слова «Это всё, что останется после меня, это всё, что возьму я с собой!». Они прозвучали 21 декабря, когда он разглядывал на экране компьютера фотографию старшего священника Иоанновского монастыря Николая Беляева.
— Мы с сыном делали личный сайт для одного крупного бизнесмена, который выступил спонсором книги «Один в поле воин» о национальном герое Парагвая — генерале Иване Тимофеевиче Беляеве. Я пришёл к помощницам спонсора, скачивал на жёсткий диск фото, которые могли бы пригодиться для личного сайта. Одна из девушек открывала передо мной на экране монитора папки фотографий, сделанных во время разных мероприятий. В том числе на презентации книги «Один в поле воин», где присутствовал двоюродный внук генерала — отец Николай Беляев. И именно в тот момент, когда я рассматривал его фото, она вдруг почему-то пропела ту самую строчку из песни.
Я посмотрел на секретаря с лёгким недоумением. Не понимая, к чему вдруг снова услышал эти запавшие в душу слова, но понимая, что явно к чему-то. Дело было 21 декабря 2020 года. А 22 декабря отца Николая Беляева увезли в больницу с коронавирусом… Но узнал я об этом лишь спустя несколько месяцев.
Владимир не был прихожанином Иоанновского монастыря на Карповке, отец Николай Беляев интересовал его исключительно как родственник генерала Ивана Беляева, о котором он готовил материалы для сайта. Прочитал в интернете несколько интервью отца Николая, начал смотреть фильм о нём и вдруг услышал ещё одно кодовое для себя слово-знак: «Радуйся!»
— В этом фильме пели акафист Пресвятой Богородице, так взволновавший меня в Онеге после путешествия по святым для меня местам Архангельской области. Я и не думал, что мне вот-вот снова предстоит возрадоваться. На этот раз — встрече с Иоанном Кронштадтским. Чуть дальше, буквально через несколько кадров в том же фильме я увидел знакомого журналиста, с которым до этого не встречался лет десять.
Оказывается, за это время он воцерковился и стал членом Иоанновской семьи. Позвонил ему (как потом выяснилось, 25 декабря — в день 165-летия со дня рукоположения Иоанна Кронштадтского во иереи. — Прим. ред.), мы обменялись своими историями, он предложил поучаствовать в создании этой книги. И я по-настоящему открыл для себя Иоанна Кронштадтского. Раньше, конечно, слышал о нём, но даже не подозревал, насколько он был выдающейся личностью, сколько чудес совершал и продолжает совершать в наши дни.
Открытием для меня стало и то, что Иоанн Кронштадтский родом из тех же мест, что и мои предки- священники. Что два его верных последователя, Николай Беляев и Геннадий Беловолов, «родом» из того же храма, где я крестился, — из собора Владимирской иконы Божией Матери в Санкт-Петербурге. И в моей жизни продолжились чудеса.
Первым чудом стал неожиданный разрыв контракта с бизнесменом, заказавшим Владимиру изготовление личного сайта. Предприниматель вдруг передумал его создавать. Но при этом щедро оплатил незаконченную работу.
— Я не понимал, в чём причина, мне казалось, у нас получается классный сайт, и бизнесмен ещё недавно сам им восхищался. Но он не мог толком объяснить свой отказ. А потом до меня вдруг дошло: всё дело в Иоанне Кронштадтском, а вернее, в этой книге. Я бы не смог заниматься двумя проектами одновременно. Я должен был сосредоточиться на чём-то одном. Ну вот и сосредоточился. И уже вовсю работая над этой книгой о чудесах, в чудесах просто купался. Судите сами.
13 марта 2021 года мне подарили освящённые копии двух икон, висевших в храме расстрелянного прапрадеда Виталия Попова. Их изображения отыскал в архивах все тот же Григорий Шеянов.
22 марта случайно нашлись воспоминания бывшего городского головы и председателя Городской думы Онеги Якова Лапина. Он сидел в архангельской тюрьме одновременно с прапрадедом и очень ярко описал те несколько дней ада, в котором Виталий Попов находился перед попаданием в рай.
27 марта, в тот самый момент, когда я выстукивал на компьютере очередные современные чудеса Иоанна Кронштадтского, другая Лапина из Онеги (краевед Тамара Петровна) прислала заметку из «Архангельских епархиальных ведомостей» под заголовком «Чудесное спасение от смерти…». О том, как священник Виталий Попов вместе с другим батюшкой были застигнуты ураганом на льду Онежского залива по пути в Крестный монастырь на острове Кий, просидели весь день и всю ночь в лютом холоде и едва не погибли. Но «слезная молитва: „сила Честнаго и Животворящаго Креста не остави нас грешных“ не сходила с их уст, и Господь… услышал их молитвенный вопль».
Под утро порыв ветра вдруг на мгновение расчистил перед полузамёрзшими путниками снежную мглу — они увидели силуэт монастыря, поняли, куда надо двигаться, почувствовали приток сил. И хоть на них снова обрушилась вьюга, они в итоге смогли спастись. Заметка вышла в январе 1896 года, но рассказывала о событии 15 марта 1895-го. По старому стилю. Если по новому — 27 марта (для XIX века разница составляет 12 дней).
И именно 27 марта 2021 года я получил по электронной почте ссылку на архивную заметку о чуде с прапрадедом! А по соседству с ней в том же номере «Архангельских епархиальных ведомостей» я обнаружил другую заметку — о пожертвованиях Иоанна Ильича Сергиева, кронштадтского протоиерея. Это было похоже на личную подпись чудотворца Иоанна Кронштадтского, честное слово.
2 апреля, опять-таки во время работы над этой книгой, мне понадобилось уточнить название храма, где отпевали создателя Иоанновской семьи Николая Беляева. Я вошёл в интернет и только хотел забить в поиск ключевые слова, как увидел новое электронное сообщение. Знакомый исследователь написал о том, чего я раньше не знал. Оказывается, священник Виталий Попов построил церковь в поморском селе Тамица. Её разрушили при советской власти, но фото есть в интернете. Так, пытаясь найти один храм, я отыскал другой, построенный моим предком. Пытаясь уточнить факт, связанный с отцом Николаем Беляевым, получил новые сведения о своем прапрадеде — отце Виталии Попове. И вдруг вспомнил, что до того, как стать Поповыми, мои предки носили фамилию Беляевы…
7 апреля я узнал, что один из героев этой книги, герой-подводник Константин Иванов, погибший в 2019 году в Мурманской области, в школе учился у моей мамы…
Ну а в довершение всего 13 мая открылось чудо, которое я уже описал, чудо моего невероятного поселения в хостеле прямо напротив снесённого дома, в котором когда-то жила семья прадеда и прабабушки Юсовых…
Чем дальше, тем больше в моей жизни проступают узоры. Они завораживают, восхищают, складываются в картину, которую рисует Господь. Чудеса реальны. И работа над этой книгой тоже была для меня чудом.
