Слова, вынесенные в подзаголовок, не преувеличение. Такую оценку моему интервью с главным молдавским экстремистом Илие Илашку дал один из лидеров Народного фронта Молдовы в нашем с ним телефонном разговоре. Так и казал: «Это интервью принесло нам больше всего вреда». Я его понимаю. Илие Илашку, член политсовета НФМ, живший в Тирасполе, в 1990 году, когда приднестровский конфликт только закипал, наговорил мне такого, о чем любой нормальный человек предпочел бы молчать. Он откровенно рассказал о далеко идущих планах молдавских националистов, об их грязных методах. Наглядно на собственном примере показал, какие отморозки делали молдавскую «оранжевую» революцию. Он принял меня за другого. Почему-то решил, что я представляю радио «Свобода», что я «свой», ну и раскрылся. Я уже не помню, как получилась эта путаница. Но помню два момента. Первый: как перекосилось лицо Илашку, когда путаница все-таки выяснилась — это произошло, когда мы после интервью уже стояли в дверях его дома и прощались (со мной был питерский фотограф Феликс Титов, мы с ним случайно встретились в Тирасполе и он, узнав, что я еду на встречу с известным молдавским экстремистом, попросился поехать со мной). Второй: когда интервью уже было закончено и мы с Феликсом собрались уходить, гостеприимный Илашку предложил нам посмотреть с ним порнуху по видео. Признался, что любит это дело… А еще надо заметить, что разговор наш шел под коньяк, Илашку мало помалу набирался, и, возможно, это было одной из причин его откровенности.
В 1992 году, когда конфликт вышел на свой пик, такие как Илашку, показали себя во всей своей кровавой красе. Молдавская артиллерия и авиация наносили удары по мирным жителям Приднестровья, была развязана снайперская и террористическая война. Группа Илашку совершала уже реальные теракты — убивала лидеров Приднестровья. Илашку поймали, приговорили к расстрелу, который потом заменили на пожизненное заключение, а спустя 8 лет его выдали в Молдову. Он стал героем нации. Свалил в Румынию, где много лет был сенатором, членом румынской делегации в ПАСЕ. В общем, террорист и любитель порнухи, который в 90-е, по собственному признанию, выполнял грязную работу, в нулевые превратился в респектабельного европейского политика, вошел в европейский истэблишмент. Отсудил у России круглую сумму через Европейский суд по правам человека. Для меня такие люди, как Илашку являются маркерами европейских ценностей, которые нам тут пытались и до сих пор пытаются навязывать. Грош цена всем вашим ценностям, если их публичными выразителями являются такие люди как Илие Илашку!
Сегодня борец за европейские ценности Илие Илашку живет в Румынии.
— То, что вы скажете сейчас, можно рассматривать как официальную позицию Народного фронта Молдавии по тем или иным вопросам?
— Да, во многом. Я член руководящего совета фронта, занимаюсь вопросами безопасности и попутно председатель тираспольского отделения НФМ.
— Что, по-вашему, сейчас происходит в республике?
— Национальное возрождение. То, за что молдаване боролись всегда, за что в сороковые — шестидесятые отправлялись в Сибирь. Боролись и раньше, когда наша земля переходила из рук в руки, и одна империя не была слаще другой.
— Вы — румыны?
— Наши старики говорят: лучше всего было тогда, когда румыны ушли, а русские еще не пришли. Мы — молдаване. Государство Румыния существует с 1859 года. До того существовала Молдова. Шестьдесят процентов молдаван проживает сейчас на северо-востоке Румынии. Это бедный, отсталый край, им там тоже несладко живется.
А румыны нам близкие родственники. У нас один язык, но мы помним, конечно, и румынский фашизм в Бессарабии в тридцатые годы. Они зверствовали тут так же, как зверствовали у себя дома, но здесь, в Транснистрии (Приднестровье), остававшейся под Советами, репрессий было в двадцать — тридцать раз больше. Мы помним, что потом, после советской уже оккупации, выводились молдавские школы, проводилась насильственная ассимиляция и целые бригады академиков занимались введением в наш язык новых слов, так, чтоб был он как можно меньше похож на румынский. В двухсоттысячном Тирасполе проживает тридцать пять тысяч молдаван. Здесь теперь собираются открывать свой альтернативный университет, но нет ни оной молдавской школы. Только в прошлом году при одной из русских школ — самой захудалой — удалось открыть три молдавских класса. Моя младшая дочь почти не умеет, да и не хочет говорить на родном языке.
До прошлого года в республике не было ни одного молдаванина — начальника отдела кадров. Со всей страны к нам съезжались специалисты. Помогали. Спасибо им. Но они не вырастили молдавских специалистов. Когда строили в Кишиневе картонный завод, завозили всех — не только строителей, но и вахтеров, уборщиц, а потом всем им за полгода давали квартиры. Ну а вообще строили почему-то именно здесь, на левом берегу, будто в воду глядели…
Мы даем сегодня русскоязычным руководителям, подчеркиваю, именно руководителям, семь лет на изучение языка. Тот, кто стар, за это время успеет выйти на пенсию, тот, кто молод, десять раз выучит, ведь мы знаем, что люди, способны за полгода выучить язык, выезжая на работу или на жительство за границу. Но тут же многие русскоязычные подняли крик. И мы на некоторое время засомневались. Ну а потом, когда был введен триколор (ну как если б у вас вдруг в России андреевский флаг), а они закричали еще сильнее, мы все поняли. Здесь язык ни при чем. Здесь за километр видны уши центра, пожелавшие проучить хотя бы одну республику. Видит бог, молдаване терпеливый народ, но и мстительный тоже. Не зря эмблема народного фронта — голова зубра.
— Значит, трения между русскими и молдаванами были всегда?
— Да, это так.
— Кто такие гагаузы? Почему вы не дали им автономию?
— Это турки. Они вместе с болгарами перебрались сюда в прошлом веке. В переводе с турецкого «гагауз» означает «предатель». Они приняли христианство. Зачем им автономия, если у них и так своя культура, свои руководители. Наш министр иностранных дел Пил ездил в Турцию приглашать им преподавателей языка. Только десять процентов гагаузов понимают турецкий язык. Но они, как оказалось, и не очень стремятся его изучать. А стремятся прежде всего поставить границы. А теперь представьте себе, я приехал к вам жить в Ленинград, пригласил туда всех знакомых и родственников, а через несколько лет мы объявим республику и захотим присоединиться к Финляндии. Сейчас у вас в России образуется масса суверенных республик — Мордовская, Бурятская, Коми,.. И мне странно, как вы, русские, это терпите…
— И тогда вы решили проучить гагаузов?
— Скажем так — поставить на место. Не будем кривить душой. Восемьдесят тысяч волонтеров подчинялись прежде всего народному фронту, а уж затем, насколько это было возможно, правительству. Я не сказал бы, что все было хорошо организовано. Первые два дня просто не было продуктов питания. Не хватало транспорта. Приходилось захватывать рейсовые автобусы. Да, приставляли к виску водителя пистолет, объявляли пассажирам, что автобус идет на Комрат. Только не пишите об этом. Даже отсюда, из Тирасполя, на трех позаимствованных автобусах выехало семьдесят семь молдавских добровольцев.
— Это были студенты пединститута?
— Пятьдесят восемь студентов. Остальные рабочие, и все они уже уволены за прогул.
— Говорят, были случаи, когда волонтеров вербовали подкупом или силой?
— Это ложь. Да, народному фронту предлагали очень большие деньги из-за границы. Не из Румынии. Мы отказались. Мы приняли помощь только множительной техникой и телефаксами. Я был там у гагаузов и видел наших людей. Я видел, как они по-настоящему менялись в лице, они хотели крови. Нам еле удавалось их сдерживать. А иногда и не удавалось, как это было в Кагуле, там были случаи вандализма.
Помню ночь двадцать шестого октября. Через виноградники мы вышли на КПП в пяти километрах от Комрата и здесь впервые, еще до официально объявленного введения внутренних войск, увидели десантников. Их перебросили из Болграда. Мы побежали к автобусам, хотели ехать в другой гагаузский поселок, но нас заблокировали омоновцы. А над автобусами стал кружить армейский вертолет. Тут по нему началась такая стрельба… Омоновцы залегли, они этого не ожидали. Оружия на руках у людей очень много. Пусть это знают те, кто собирается нас в очередной раз задавить. Мы не говорим, что победим, но способны устроить большое кровопролитие.
— Формирования волонтеров распущены?
— Создан один батальон «Тирас-Тигина», который полностью подчиняется парламенту и президенту. Есть решение парламента о формировании десятитысячного корпуса карабинеров по типу итальянских. Три с половиной тысячи человек проходят курс молодого бойца. Остальные волонтеры давно сидят по домам, что не исключает, однако, того, что их удастся поднять при необходимости в течение двадцати четырех часов. А что делать прикажете, если целостности республики угрожают, если Москва не может обуздать своих блудных сынов и в Приднестровье уже создана по сути целая армия — тридцать тысяч бойцов самообороны под видом рабочих отрядов содействия милиции? Этим летом каждое воскресенье для них устраивались учебные стрельбы. Руководят ими кадровые или отставные военные и вооружат при необходимости, будьте уверены. Вокруг Тирасполя немало воинских частей, у многих военных здесь жены и дети, и они, конечно, настроены их защищать. У нас есть свои осведомители в воинских частях, там служат. Мы с ними периодически подпольно встречаемся и знаем, например, что у приднестровцев существует два вида готовности: получасовая и часовая. За полчаса они могут перебросить пять-десять тысяч человек в любую точку, своей так называемой республики, за час вооружить тридцать тысяч человек, на которых в военкомате заготвлены карточки призыва на сборы с непроставленной датой. Так, чтобы всегда можно было заполнить их задним числом. Способ опробован у гагаузов. Один из их лидеров — Бургуджи, якобы призванный, был задержан в машине с полковником и майором военной разведки при перевозке оружия. Все это показывалось по телевидению. Меня, кстати, они тоже пытались призвать, естественно, с другой целью — вывезти подальше из Молдовы на время. Вообще военные здесь очень активны. Однажды был задержан генерал Советской Армии. Мы долго не могли выяснить, кто он такой. Соседние военные округа его не признали. Даже объявление в газете появилось: «Чей это генерал?». Потом уже через Москву выяснилось, занесло его к нам из Прикарпатского округа.
— Это верно, что волонтеры задержали маршала Ахромеева и вели себя с ним неподобающе?
— Да, он отказался предъявить документы, его вытащили из машины, сняли шинель и вообще, кажется, обошлись не очень вежливо.
— Расскажите о народном фронте. Что это за организация? Какова ее численность? Как вы представлены в парламенте Молдовы?
— НФМ — это не партия. Это движение. Когда-то у истоков его стояли поэты, писатели, такие, например, как Виеру. Они зажгли искру. Народу нравилось, когда красиво говорят на молдавском. Но сейчас интеллигенция уже не поспевает за событиями.
В парламенте у нас ситуация сложная: пятьдесят на пятьдесят. Половина мы, половина — «аграрники», председатели колхозов. Должен сказать, что в свое время на выборах в Верховный Совет, там, где мы противостояли аграрникам, выигрывали, как правило, они. Компромиссным можно назвать и правительство Снегура. Премьер-министр Друк и министр внутренних дел Косташ нас поддерживают, но есть люди, такие, как Цил, как министр экономики Тампиза, которые нам сегодня очень мешают. Насчет численности я вам точно сказать не могу. Знаю, в Лунге на Великое национальное собрание собралось пятьдесят тысяч. Здесь, в Тирасполе, платят взносы тысяча сто человек. Что-то около пяти тысяч сочувствующих. Это не все молдаване. Часть молдаван против нас, точно так же, как в наших рядах есть болгары, украинцы, русские.
—Вы не думали переехать отсюда туда, где поспокойнее?
— Думал. Не раз. Мирча Снегур мне предлагал переехать, но я решил для себя — пусть лучше они меня боятся, чем я их.
Илие Илашку в самоуверенности не откажешь. Он может заявиться в городскую милицию, и его будут водить по камерам, демонстрировать, что в них не томится никто из его товарищей по борьбе. Или придет в редакцию «Днестровской правды», пообещает по-матери какие-нибудь неприятности. Или высшему тираспольскому лицу признается в друг в том, что если бы было у него, Илии Илашку, тридцать патронов, то засадил бы он их этому высшему лицу исключительно в правый глаз. Он автор знаменитого постановления номер шесть, в котором без обиняков призывает молдаван к партизанской вооруженной борьбе, к физическому уничтожению «врагов молдавской нации». Его пытались привлечь за это к уголовной ответственности. Да только дело как-то само собою замялось. Конечно, били его, арестовывали, увольняли с работы. В Тирасполе многие его знают в лицо.
— Илья Степанович, чем вы занимались до перестройки?
— Тем же, чем и сейчас. Тоже были какие-то временами противозаконные действия, политическая борьба и бытовой терроризм.
— В постановлении номер шесть вы призываете своих сторонников собирать информацию и заводить списки на ваших противников?
— У нас существует два черных списка: в первом — двадцать три человека — это все руководство так называемой Приднестровской республики, во втором — четыреста восемьдесят — это делегаты их второго съезда. Проведена серьезная подготовка к физическому их устранению. Можно осуждать постановление номер шесть, и, я согласен, там есть элементы разжигания национальной вражды. Но все же постановление в ряду других акций сделало свое дело. Они испугались, я видел их лица. И теперь они тронулись потихоньку. Если раньше в Тирасполе не было очереди на грузовые контейнеры, то теперь она есть. Да, нам приходится иногда идти и на провокационные действия. У нас есть политики, вот они должны всегда оставаться чистыми, но кто-то должен делать и грязную работу. Я один из таких людей…
К сожалению, в нашей стране добиться чего-то можно лишь прецедентами. Часто именно противозаконными. Мы легли год назад, 7 ноября, под колеса военной техники, сорвали парад, а в этом году его не было и в помине. Да, постановление номер шесть противозаконно, и я как бы говорил, выпуская его, — берите меня. Но зато мы создали устойчивый образ врага, имплантировали нашим людям ненависть, и многие из них теперь готовы на жертвы. Еще пять-шесть месяцев назад ничего подобного не было.
То же самое делают наши противники. Каждый день одно время они орали по репродукторам, что город в опасности. И черта между людьми прошла теперь сверху донизу. Конечно, не все русские уедут отсюда, но даже если все и окончится мирно, между русскими и молдаванами будет всегда теперь что-то не то. Как если б у вас изнасиловали жену. Она продолжает жить, вы понимаете, что она ни в чем не виновата, но все равно между вами теперь что-то не то. Видит бог, мы хотели оставаться в Союзе. Мы были согласны на рубль и на то, чтобы передать центру часть функций. Но теперь они толкают нас к гражданской войне и к Румынии.
— Вы бывали в Румынии?
— И неоднократно.
— Что это за страна, как относятся там к происходящему здесь?
— Так как надо. Когда тут были все эти события, со всей Румынии к границе двигались составы с добровольцами. Только в Яссах их находилось пятьдесят тысяч. Я был в Румынии 22 ноября во время большого митинга в Бухаресте, когда вышло пять тысяч человек из Фронта национального спасения, а их окружила другая, в несколько раз более многочисленная толпа, и началось избиение. Я все видел с балкона, у нас не писали об этом, Я встречался с первыми лицами всех исторических партий. Я встречал там поддержку. Премьер-министр Румынии Петре Роман меня отказался принять, но я разговаривал с одним из его заместителей.
К сожалению, к власти в Румынии пришли не те люди. Ион Илиеску был у Чаушеску министром иностранных дел, он подобрал себе в команду таких же, как он, аппаратчиков. Они сидят очень непрочно, их шахтеров ненавидит сейчас вся страна, а армия заявила о нейтралитете. Илиеску учился в МГУ на одном курсе и факультете с Горбачевым. Есть сведения, что они встречались негласно и обсуждали ситуацию. Повторю еще раз. Мы не хотели объединяться с Румынией. Конечно, будь она, как Япония, мы бы еще подумали…
Наша программа-максимум, не записанная нигде, — это не великая Румыния, а великая Молдова, та, которая была в пятнадцатом веке при Штефане Великом, а это не вся территория современной Румынии, а только та часть ее, где теперь проживают молдаване.
— Ну а Приднестровье, оно ведь никогда и не было молдавским?
— Не было. Это исконно украинская земля. Точно так же, как входящая ныне в состав Украины часть Буковины — наша земля. И это очень больной вопрос. Сейчас молдаван там — и то сильно ассимилированных — только тридцать восемь процентов, остальные — колонисты. У нас хорошие связи с «Рухом». И они знают об этой проблеме, которая рано или поздно возникнет. И вот тогда встанет вопрос о Приднестровье. Я думаю, теперь, когда ясно что самостийной Украине в нынешних ее пределах не бывать, когда на горизонте замаячил призрак южно-российской республики (Одесса, Николаев. Херсон, Приднестровье, Крым и до Донецка, где влияние «Руха» минимально), им есть смысл сделать ставку на нас, точно так же, как в Крыму они сделали ставку сейчас на татар.
— Вы антисемиты? Вы выкинули лозунг: «Русских за Днестр, евреев в Днестр!»?
— Это чушь. Это выдумка интерфронта. Были другие лозунги. Против КПСС, КГБ, Советской Армии. Был лозунг «Россия, забирай своих блудных сыновей!». Я не говорю, что мы ангелы. Возможно, кто-то еще что-то выкрикнул. Вы ведь знаете, что на улице встречаются люди с разным интеллектом, и не всегда удается их держать под контролем. Но мы никогда не выступали против русского народа. Мы знаем, что ему где-нибудь в Сибири или Приуралье живется еще хуже, чем нам.
— Год назад вы разгромили здание МВД в Кишиневе.
— Это был ответ на арест нескольких наших товарищей во время попытки организации парада 7 ноября. Кстати, там я впервые понюхал «черемуху». Хотите совет. Попадете в «черемуху», не трите глаза.
— Вы разгромили редакцию газеты «Молодежь Молдавии» за совершенно нейтральнейший снимок, на котором Мирча Друк выбрасывает вверх сжатый кулак.
— Дело не в снимке, а в линии газеты, которая неоднократно называла нас профашистами и прорумынами.
— Вы застрелили трех молдаван в Дубоссарах.
— Я уверен, что это чистой воды провокация КГБ. Правительство должно было хоть раз показать зубы, ведь накануне в Дубоссарах боевиками было захвачено здание суда и прокуратуры. Наши люди получили приказ стрелять в воздух или в ноги, и все раненые ранены именно в ноги. Трупы впервые появились только в морге, и в них обнаружены были пули иного, чем у наших омоновцев, образца. Кроме того, ранения этих людей таковы, что должно было вытечь 90 процентов крови. При осмотре мест событий экспертизой более десяти процентов вытекшей крови нигде обнаружить не удалось. Здесь не мы, не они, никто ничего не докажет на сто процентов, как это было в Баку и Тбилиси. Кстати, никто в стране до сих пор не знает, что один наш милиционер, проткнутый арматурой, скончался в больнице, а другой, сброшенный с моста, остался без ног.
— Значит, мир на молдавской земле невозможен?
— Мы готовы на ряд компромиссов в том случае, если они введут мораторий на образование своих властных органов. Мы готовы вернуться к вопросу о языке, готовы рассмотреть вопрос об автономии гагаузам, подумать еще над законом о гражданстве. Но не более. У нас были ошибки, но назад нет дороги. Джинна выпустили, и мы знаем теперь: вот свобода, а вот ее цена. И мы готовы платить. Можно, конечно, ввести в республику войска, но в лучшем случае это только законсервирует ситуацию на 5–10 лет. Пусть через кровь, пусть через много лет, но триколор все равно будет развеваться над Приднестровьем. Мне говорят иногда: «Блефуешь, Илья». Нет, не блефую. Потому что кончилось время блефовать, все теперь очень серьезно. Время, оно рано или поздно расставит все по местам. Жаль только, дойдут не все.
Из-за таких, как Илашку в Молдавии в начале 90-х пролилось много крови. Довелось мне побеседовать и с тем, кто, как принято считать, это кровопролитие жестко остановил, — с генералом Лебедем. Интервью было взято на пике его славы. Это сейчас Лебедя принято чаще ругать — в основном, за мирные Хасавюртовские соглашения с Чечней. Приятно, должно быть, кому-то пинать мертвого льва. Очень смачное получилось у меня с Лебедем интервью. Не о Приднестровье, а о России.
Текст будет опубликован позднее.
Слова, вынесенные в подзаголовок, не преувеличение. Такую оценку моему интервью с главным молдавским экстремистом Илие Илашку дал один из лидеров Народного фронта Молдовы в нашем с ним телефонном разговоре. Так и казал: «Это интервью принесло нам больше всего вреда». Я его понимаю. Илие Илашку, член политсовета НФМ, живший в Тирасполе, в 1990 году, когда приднестровский конфликт только закипал, наговорил мне такого, о чем любой нормальный человек предпочел бы молчать. Он откровенно рассказал о далеко идущих планах молдавских националистов, об их грязных методах. Наглядно на собственном примере показал, какие отморозки делали молдавскую «оранжевую» революцию. Он принял меня за другого. Почему-то решил, что я представляю радио «Свобода», что я «свой», ну и раскрылся. Я уже не помню, как получилась эта путаница. Но помню два момента. Первый: как перекосилось лицо Илашку, когда путаница все-таки выяснилась — это произошло, когда мы после интервью уже стояли в дверях его дома и прощались (со мной был питерский фотограф Феликс Титов, мы с ним случайно встретились в Тирасполе и он, узнав, что я еду на встречу с известным молдавским экстремистом, попросился поехать со мной). Второй: когда интервью уже было закончено и мы с Феликсом собрались уходить, гостеприимный Илашку предложил нам посмотреть с ним порнуху по видео. Признался, что любит это дело… А еще надо заметить, что разговор наш шел под коньяк, Илашку мало помалу набирался, и, возможно, это было одной из причин его откровенности.
В 1992 году, когда конфликт вышел на свой пик, такие как Илашку, показали себя во всей своей кровавой красе. Молдавская артиллерия и авиация наносили удары по мирным жителям Приднестровья, была развязана снайперская и террористическая война. Группа Илашку совершала уже реальные теракты — убивала лидеров Приднестровья. Илашку поймали, приговорили к расстрелу, который потом заменили на пожизненное заключение, а спустя 8 лет его выдали в Молдову. Он стал героем нации. Свалил в Румынию, где много лет был сенатором, членом румынской делегации в ПАСЕ. В общем, террорист и любитель порнухи, который в 90-е, по собственному признанию, выполнял грязную работу, в нулевые превратился в респектабельного европейского политика, вошел в европейский истэблишмент. Отсудил у России круглую сумму через Европейский суд по правам человека. Для меня такие люди, как Илашку являются маркерами европейских ценностей, которые нам тут пытались и до сих пор пытаются навязывать. Грош цена всем вашим ценностям, если их публичными выразителями являются такие люди как Илие Илашку!
Сегодня борец за европейские ценности Илие Илашку живет в Румынии
— То, что вы скажете сейчас, можно рассматривать как официальную позицию Народного фронта Молдавии по тем или иным вопросам?
— Да, во многом. Я член руководящего совета фронта, занимаюсь вопросами безопасности и попутно председатель тираспольского отделения НФМ.
— Что, по-вашему, сейчас происходит в республике?
— Национальное возрождение. То, за что молдаване боролись всегда, за что в сороковые — шестидесятые отправлялись в Сибирь. Боролись и раньше, когда наша земля переходила из рук в руки, и одна империя не была слаще другой.
— Вы — румыны?
— Наши старики говорят: лучше всего было тогда, когда румыны ушли, а русские еще не пришли. Мы — молдаване. Государство Румыния существует с 1859 года. До того существовала Молдова. Шестьдесят процентов молдаван проживает сейчас на северо-востоке Румынии. Это бедный, отсталый край, им там тоже несладко живется.
А румыны нам близкие родственники. У нас один язык, но мы помним, конечно, и румынский фашизм в Бессарабии в тридцатые годы. Они зверствовали тут так же, как зверствовали у себя дома, но здесь, в Транснистрии (Приднестровье), остававшейся под Советами, репрессий было в двадцать — тридцать раз больше. Мы помним, что потом, после советской уже оккупации, выводились молдавские школы, проводилась насильственная ассимиляция и целые бригады академиков занимались введением в наш язык новых слов, так, чтоб был он как можно меньше похож на румынский. В двухсоттысячном Тирасполе проживает тридцать пять тысяч молдаван. Здесь теперь собираются открывать свой альтернативный университет, но нет ни оной молдавской школы. Только в прошлом году при одной из русских школ — самой захудалой — удалось открыть три молдавских класса. Моя младшая дочь почти не умеет, да и не хочет говорить на родном языке.
До прошлого года в республике не было ни одного молдаванина — начальника отдела кадров. Со всей страны к нам съезжались специалисты. Помогали. Спасибо им. Но они не вырастили молдавских специалистов. Когда строили в Кишиневе картонный завод, завозили всех — не только строителей, но и вахтеров, уборщиц, а потом всем им за полгода давали квартиры. Ну а вообще строили почему-то именно здесь, на левом берегу, будто в воду глядели…
Мы даем сегодня русскоязычным руководителям, подчеркиваю, именно руководителям, семь лет на изучение языка. Тот, кто стар, за это время успеет выйти на пенсию, тот, кто молод, десять раз выучит, ведь мы знаем, что люди, способны за полгода выучить язык, выезжая на работу или на жительство за границу. Но тут же многие русскоязычные подняли крик. И мы на некоторое время засомневались. Ну а потом, когда был введен триколор (ну как если б у вас вдруг в России андреевский флаг), а они закричали еще сильнее, мы все поняли. Здесь язык ни при чем. Здесь за километр видны уши центра, пожелавшие проучить хотя бы одну республику. Видит бог, молдаване терпеливый народ, но и мстительный тоже. Не зря эмблема народного фронта — голова зубра.
— Значит, трения между русскими и молдаванами были всегда?
— Да, это так.
— Кто такие гагаузы? Почему вы не дали им автономию?
— Это турки. Они вместе с болгарами перебрались сюда в прошлом веке. В переводе с турецкого «гагауз» означает «предатель». Они приняли христианство. Зачем им автономия, если у них и так своя культура, свои руководители. Наш министр иностранных дел Пил ездил в Турцию приглашать им преподавателей языка. Только десять процентов гагаузов понимают турецкий язык. Но они, как оказалось, и не очень стремятся его изучать. А стремятся прежде всего поставить границы. А теперь представьте себе, я приехал к вам жить в Ленинград, пригласил туда всех знакомых и родственников, а через несколько лет мы объявим республику и захотим присоединиться к Финляндии. Сейчас у вас в России образуется масса суверенных республик — Мордовская, Бурятская, Коми,.. И мне странно, как вы, русские, это терпите…
— И тогда вы решили проучить гагаузов?
— Скажем так — поставить на место. Не будем кривить душой. Восемьдесят тысяч волонтеров подчинялись прежде всего народному фронту, а уж затем, насколько это было возможно, правительству. Я не сказал бы, что все было хорошо организовано. Первые два дня просто не было продуктов питания. Не хватало транспорта. Приходилось захватывать рейсовые автобусы. Да, приставляли к виску водителя пистолет, объявляли пассажирам, что автобус идет на Комрат. Только не пишите об этом. Даже отсюда, из Тирасполя, на трех позаимствованных автобусах выехало семьдесят семь молдавских добровольцев.
— Это были студенты пединститута?
— Пятьдесят восемь студентов. Остальные рабочие, и все они уже уволены за прогул.
— Говорят, были случаи, когда волонтеров вербовали подкупом или силой?
— Это ложь. Да, народному фронту предлагали очень большие деньги из-за границы. Не из Румынии. Мы отказались. Мы приняли помощь только множительной техникой и телефаксами. Я был там у гагаузов и видел наших людей. Я видел, как они по-настоящему менялись в лице, они хотели крови. Нам еле удавалось их сдерживать. А иногда и не удавалось, как это было в Кагуле, там были случаи вандализма.
Помню ночь двадцать шестого октября. Через виноградники мы вышли на КПП в пяти километрах от Комрата и здесь впервые, еще до официально объявленного введения внутренних войск, увидели десантников. Их перебросили из Болграда. Мы побежали к автобусам, хотели ехать в другой гагаузский поселок, но нас заблокировали омоновцы. А над автобусами стал кружить армейский вертолет. Тут по нему началась такая стрельба… Омоновцы залегли, они этого не ожидали. Оружия на руках у людей очень много. Пусть это знают те, кто собирается нас в очередной раз задавить. Мы не говорим, что победим, но способны устроить большое кровопролитие.
— Формирования волонтеров распущены?
— Создан один батальон «Тирас-Тигина», который полностью подчиняется парламенту и президенту. Есть решение парламента о формировании десятитысячного корпуса карабинеров по типу итальянских. Три с половиной тысячи человек проходят курс молодого бойца. Остальные волонтеры давно сидят по домам, что не исключает, однако, того, что их удастся поднять при необходимости в течение двадцати четырех часов. А что делать прикажете, если целостности республики угрожают, если Москва не может обуздать своих блудных сынов и в Приднестровье уже создана по сути целая армия — тридцать тысяч бойцов самообороны под видом рабочих отрядов содействия милиции? Этим летом каждое воскресенье для них устраивались учебные стрельбы. Руководят ими кадровые или отставные военные и вооружат при необходимости, будьте уверены. Вокруг Тирасполя немало воинских частей, у многих военных здесь жены и дети, и они, конечно, настроены их защищать. У нас есть свои осведомители в воинских частях, там служат. Мы с ними периодически подпольно встречаемся и знаем, например, что у приднестровцев существует два вида готовности: получасовая и часовая. За полчаса они могут перебросить пять-десять тысяч человек в любую точку, своей так называемой республики, за час вооружить тридцать тысяч человек, на которых в военкомате заготвлены карточки призыва на сборы с непроставленной датой. Так, чтобы всегда можно было заполнить их задним числом. Способ опробован у гагаузов. Один из их лидеров — Бургуджи, якобы призванный, был задержан в машине с полковником и майором военной разведки при перевозке оружия. Все это показывалось по телевидению. Меня, кстати, они тоже пытались призвать, естественно, с другой целью — вывезти подальше из Молдовы на время. Вообще военные здесь очень активны. Однажды был задержан генерал Советской Армии. Мы долго не могли выяснить, кто он такой. Соседние военные округа его не признали. Даже объявление в газете появилось: «Чей это генерал?». Потом уже через Москву выяснилось, занесло его к нам из Прикарпатского округа.
— Это верно, что волонтеры задержали маршала Ахромеева и вели себя с ним неподобающе?
— Да, он отказался предъявить документы, его вытащили из машины, сняли шинель и вообще, кажется, обошлись не очень вежливо.
— Расскажите о народном фронте. Что это за организация? Какова ее численность? Как вы представлены в парламенте Молдовы?
— НФМ — это не партия. Это движение. Когда-то у истоков его стояли поэты, писатели, такие, например, как Виеру. Они зажгли искру. Народу нравилось, когда красиво говорят на молдавском. Но сейчас интеллигенция уже не поспевает за событиями.
В парламенте у нас ситуация сложная: пятьдесят на пятьдесят. Половина мы, половина — «аграрники», председатели колхозов. Должен сказать, что в свое время на выборах в Верховный Совет, там, где мы противостояли аграрникам, выигрывали, как правило, они. Компромиссным можно назвать и правительство Снегура. Премьер-министр Друк и министр внутренних дел Косташ нас поддерживают, но есть люди, такие, как Цил, как министр экономики Тампиза, которые нам сегодня очень мешают. Насчет численности я вам точно сказать не могу. Знаю, в Лунге на Великое национальное собрание собралось пятьдесят тысяч. Здесь, в Тирасполе, платят взносы тысяча сто человек. Что-то около пяти тысяч сочувствующих. Это не все молдаване. Часть молдаван против нас, точно так же, как в наших рядах есть болгары, украинцы, русские.
—Вы не думали переехать отсюда туда, где поспокойнее?
— Думал. Не раз. Мирча Снегур мне предлагал переехать, но я решил для себя — пусть лучше они меня боятся, чем я их.
Илие Илашку в самоуверенности не откажешь. Он может заявиться в городскую милицию, и его будут водить по камерам, демонстрировать, что в них не томится никто из его товарищей по борьбе. Или придет в редакцию «Днестровской правды», пообещает по-матери какие-нибудь неприятности. Или высшему тираспольскому лицу признается в друг в том, что если бы было у него, Илии Илашку, тридцать патронов, то засадил бы он их этому высшему лицу исключительно в правый глаз. Он автор знаменитого постановления номер шесть, в котором без обиняков призывает молдаван к партизанской вооруженной борьбе, к физическому уничтожению «врагов молдавской нации». Его пытались привлечь за это к уголовной ответственности. Да только дело как-то само собою замялось. Конечно, били его, арестовывали, увольняли с работы. В Тирасполе многие его знают в лицо.
— Илья Степанович, чем вы занимались до перестройки?
— Тем же, чем и сейчас. Тоже были какие-то временами противозаконные действия, политическая борьба и бытовой терроризм.
— В постановлении номер шесть вы призываете своих сторонников собирать информацию и заводить списки на ваших противников?
— У нас существует два черных списка: в первом — двадцать три человека — это все руководство так называемой Приднестровской республики, во втором — четыреста восемьдесят — это делегаты их второго съезда. Проведена серьезная подготовка к физическому их устранению. Можно осуждать постановление номер шесть, и, я согласен, там есть элементы разжигания национальной вражды. Но все же постановление в ряду других акций сделало свое дело. Они испугались, я видел их лица. И теперь они тронулись потихоньку. Если раньше в Тирасполе не было очереди на грузовые контейнеры, то теперь она есть. Да, нам приходится иногда идти и на провокационные действия. У нас есть политики, вот они должны всегда оставаться чистыми, но кто-то должен делать и грязную работу. Я один из таких людей…
К сожалению, в нашей стране добиться чего-то можно лишь прецедентами. Часто именно противозаконными. Мы легли год назад, 7 ноября, под колеса военной техники, сорвали парад, а в этом году его не было и в помине. Да, постановление номер шесть противозаконно, и я как бы говорил, выпуская его, — берите меня. Но зато мы создали устойчивый образ врага, имплантировали нашим людям ненависть, и многие из них теперь готовы на жертвы. Еще пять-шесть месяцев назад ничего подобного не было.
То же самое делают наши противники. Каждый день одно время они орали по репродукторам, что город в опасности. И черта между людьми прошла теперь сверху донизу. Конечно, не все русские уедут отсюда, но даже если все и окончится мирно, между русскими и молдаванами будет всегда теперь что-то не то. Как если б у вас изнасиловали жену. Она продолжает жить, вы понимаете, что она ни в чем не виновата, но все равно между вами теперь что-то не то. Видит бог, мы хотели оставаться в Союзе. Мы были согласны на рубль и на то, чтобы передать центру часть функций. Но теперь они толкают нас к гражданской войне и к Румынии.
— Вы бывали в Румынии?
— И неоднократно.
— Что это за страна, как относятся там к происходящему здесь?
— Так как надо. Когда тут были все эти события, со всей Румынии к границе двигались составы с добровольцами. Только в Яссах их находилось пятьдесят тысяч. Я был в Румынии 22 ноября во время большого митинга в Бухаресте, когда вышло пять тысяч человек из Фронта национального спасения, а их окружила другая, в несколько раз более многочисленная толпа, и началось избиение. Я все видел с балкона, у нас не писали об этом, Я встречался с первыми лицами всех исторических партий. Я встречал там поддержку. Премьер-министр Румынии Петре Роман меня отказался принять, но я разговаривал с одним из его заместителей.
К сожалению, к власти в Румынии пришли не те люди. Ион Илиеску был у Чаушеску министром иностранных дел, он подобрал себе в команду таких же, как он, аппаратчиков. Они сидят очень непрочно, их шахтеров ненавидит сейчас вся страна, а армия заявила о нейтралитете. Илиеску учился в МГУ на одном курсе и факультете с Горбачевым. Есть сведения, что они встречались негласно и обсуждали ситуацию. Повторю еще раз. Мы не хотели объединяться с Румынией. Конечно, будь она, как Япония, мы бы еще подумали…
Наша программа-максимум, не записанная нигде, — это не великая Румыния, а великая Молдова, та, которая была в пятнадцатом веке при Штефане Великом, а это не вся территория современной Румынии, а только та часть ее, где теперь проживают молдаване.
— Ну а Приднестровье, оно ведь никогда и не было молдавским?
— Не было. Это исконно украинская земля. Точно так же, как входящая ныне в состав Украины часть Буковины — наша земля. И это очень больной вопрос. Сейчас молдаван там — и то сильно ассимилированных — только тридцать восемь процентов, остальные — колонисты. У нас хорошие связи с «Рухом». И они знают об этой проблеме, которая рано или поздно возникнет. И вот тогда встанет вопрос о Приднестровье. Я думаю, теперь, когда ясно что самостийной Украине в нынешних ее пределах не бывать, когда на горизонте замаячил призрак южно-российской республики (Одесса, Николаев. Херсон, Приднестровье, Крым и до Донецка, где влияние «Руха» минимально), им есть смысл сделать ставку на нас, точно так же, как в Крыму они сделали ставку сейчас на татар.
— Вы антисемиты? Вы выкинули лозунг: «Русских за Днестр, евреев в Днестр!»?
— Это чушь. Это выдумка интерфронта. Были другие лозунги. Против КПСС, КГБ, Советской Армии. Был лозунг «Россия, забирай своих блудных сыновей!». Я не говорю, что мы ангелы. Возможно, кто-то еще что-то выкрикнул. Вы ведь знаете, что на улице встречаются люди с разным интеллектом, и не всегда удается их держать под контролем. Но мы никогда не выступали против русского народа. Мы знаем, что ему где-нибудь в Сибири или Приуралье живется еще хуже, чем нам.
— Год назад вы разгромили здание МВД в Кишиневе.
— Это был ответ на арест нескольких наших товарищей во время попытки организации парада 7 ноября. Кстати, там я впервые понюхал «черемуху». Хотите совет. Попадете в «черемуху», не трите глаза.
— Вы разгромили редакцию газеты «Молодежь Молдавии» за совершенно нейтральнейший снимок, на котором Мирча Друк выбрасывает вверх сжатый кулак.
— Дело не в снимке, а в линии газеты, которая неоднократно называла нас профашистами и прорумынами.
— Вы застрелили трех молдаван в Дубоссарах.
— Я уверен, что это чистой воды провокация КГБ. Правительство должно было хоть раз показать зубы, ведь накануне в Дубоссарах боевиками было захвачено здание суда и прокуратуры. Наши люди получили приказ стрелять в воздух или в ноги, и все раненые ранены именно в ноги. Трупы впервые появились только в морге, и в них обнаружены были пули иного, чем у наших омоновцев, образца. Кроме того, ранения этих людей таковы, что должно было вытечь 90 процентов крови. При осмотре мест событий экспертизой более десяти процентов вытекшей крови нигде обнаружить не удалось. Здесь не мы, не они, никто ничего не докажет на сто процентов, как это было в Баку и Тбилиси. Кстати, никто в стране до сих пор не знает, что один наш милиционер, проткнутый арматурой, скончался в больнице, а другой, сброшенный с моста, остался без ног.
— Значит, мир на молдавской земле невозможен?
— Мы готовы на ряд компромиссов в том случае, если они введут мораторий на образование своих властных органов. Мы готовы вернуться к вопросу о языке, готовы рассмотреть вопрос об автономии гагаузам, подумать еще над законом о гражданстве. Но не более. У нас были ошибки, но назад нет дороги. Джинна выпустили, и мы знаем теперь: вот свобода, а вот ее цена. И мы готовы платить. Можно, конечно, ввести в республику войска, но в лучшем случае это только законсервирует ситуацию на 5–10 лет. Пусть через кровь, пусть через много лет, но триколор все равно будет развеваться над Приднестровьем. Мне говорят иногда: «Блефуешь, Илья». Нет, не блефую. Потому что кончилось время блефовать, все теперь очень серьезно. Время, оно рано или поздно расставит все по местам. Жаль только, дойдут не все.
Из-за таких, как Илашку в Молдавии в начале 90-х пролилось много крови. Довелось мне побеседовать и с тем, кто, как принято считать, это кровопролитие жестко остановил, — с генералом Лебедем. Интервью было взято на пике его славы. Это сейчас Лебедя принято чаще ругать — в основном, за мирные Хасавюртовские соглашения с Чечней. Приятно, должно быть, кому-то пинать мертвого льва. Очень смачное получилось у меня с Лебедем интервью. Не о Приднестровье, а о России.
Текст будет опубликован позднее.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
Многие не поняли, что он хотел сказать при взлете космического корабля
«Начальник Штирлица» о предательстве Мюллера, покушениях на Сталина и диагнозах Гитлера
Слова, вынесенные в подзаголовок, не преувеличение. Такую оценку моему интервью с главным молдавским экстремистом Илие Илашку дал один из лидеров Народного фронта Молдовы в нашем с ним телефонном разговоре. Так и казал: «Это интервью принесло нам больше всего вреда». Я его понимаю. Илие Илашку, член политсовета НФМ, живший в Тирасполе, в 1990 году, когда приднестровский конфликт только закипал, наговорил мне такого, о чем любой нормальный человек предпочел бы молчать. Он откровенно рассказал о далеко идущих планах молдавских националистов, об их грязных методах. Наглядно на собственном примере показал, какие отморозки делали молдавскую «оранжевую» революцию. Он принял меня за другого. Почему-то решил, что я представляю радио «Свобода», что я «свой», ну и раскрылся. Я уже не помню, как получилась эта путаница. Но помню два момента. Первый: как перекосилось лицо Илашку, когда путаница все-таки выяснилась — это произошло, когда мы после интервью уже стояли в дверях его дома и прощались (со мной был питерский фотограф Феликс Титов, мы с ним случайно встретились в Тирасполе и он, узнав, что я еду на встречу с известным молдавским экстремистом, попросился поехать со мной). Второй: когда интервью уже было закончено и мы с Феликсом собрались уходить, гостеприимный Илашку предложил нам посмотреть с ним порнуху по видео. Признался, что любит это дело… А еще надо заметить, что разговор наш шел под коньяк, Илашку мало помалу набирался, и, возможно, это было одной из причин его откровенности.
В 1992 году, когда конфликт вышел на свой пик, такие как Илашку, показали себя во всей своей кровавой красе. Молдавская артиллерия и авиация наносили удары по мирным жителям Приднестровья, была развязана снайперская и террористическая война. Группа Илашку совершала уже реальные теракты — убивала лидеров Приднестровья. Илашку поймали, приговорили к расстрелу, который потом заменили на пожизненное заключение, а спустя 8 лет его выдали в Молдову. Он стал героем нации. Свалил в Румынию, где много лет был сенатором, членом румынской делегации в ПАСЕ. В общем, террорист и любитель порнухи, который в 90-е, по собственному признанию, выполнял грязную работу, в нулевые превратился в респектабельного европейского политика, вошел в европейский истэблишмент. Отсудил у России круглую сумму через Европейский суд по правам человека. Для меня такие люди, как Илашку являются маркерами европейских ценностей, которые нам тут пытались и до сих пор пытаются навязывать. Грош цена всем вашим ценностям, если их публичными выразителями являются такие люди как Илие Илашку!
Сегодня борец за европейские ценности Илие Илашку живет в Румынии
— То, что вы скажете сейчас, можно рассматривать как официальную позицию Народного фронта Молдавии по тем или иным вопросам?
— Да, во многом. Я член руководящего совета фронта, занимаюсь вопросами безопасности и попутно председатель тираспольского отделения НФМ.
— Что, по-вашему, сейчас происходит в республике?
— Национальное возрождение. То, за что молдаване боролись всегда, за что в сороковые — шестидесятые отправлялись в Сибирь. Боролись и раньше, когда наша земля переходила из рук в руки, и одна империя не была слаще другой.
— Вы — румыны?
— Наши старики говорят: лучше всего было тогда, когда румыны ушли, а русские еще не пришли. Мы — молдаване. Государство Румыния существует с 1859 года. До того существовала Молдова. Шестьдесят процентов молдаван проживает сейчас на северо-востоке Румынии. Это бедный, отсталый край, им там тоже несладко живется.
А румыны нам близкие родственники. У нас один язык, но мы помним, конечно, и румынский фашизм в Бессарабии в тридцатые годы. Они зверствовали тут так же, как зверствовали у себя дома, но здесь, в Транснистрии (Приднестровье), остававшейся под Советами, репрессий было в двадцать — тридцать раз больше. Мы помним, что потом, после советской уже оккупации, выводились молдавские школы, проводилась насильственная ассимиляция и целые бригады академиков занимались введением в наш язык новых слов, так, чтоб был он как можно меньше похож на румынский. В двухсоттысячном Тирасполе проживает тридцать пять тысяч молдаван. Здесь теперь собираются открывать свой альтернативный университет, но нет ни оной молдавской школы. Только в прошлом году при одной из русских школ — самой захудалой — удалось открыть три молдавских класса. Моя младшая дочь почти не умеет, да и не хочет говорить на родном языке.
До прошлого года в республике не было ни одного молдаванина — начальника отдела кадров. Со всей страны к нам съезжались специалисты. Помогали. Спасибо им. Но они не вырастили молдавских специалистов. Когда строили в Кишиневе картонный завод, завозили всех — не только строителей, но и вахтеров, уборщиц, а потом всем им за полгода давали квартиры. Ну а вообще строили почему-то именно здесь, на левом берегу, будто в воду глядели…
Мы даем сегодня русскоязычным руководителям, подчеркиваю, именно руководителям, семь лет на изучение языка. Тот, кто стар, за это время успеет выйти на пенсию, тот, кто молод, десять раз выучит, ведь мы знаем, что люди, способны за полгода выучить язык, выезжая на работу или на жительство за границу. Но тут же многие русскоязычные подняли крик. И мы на некоторое время засомневались. Ну а потом, когда был введен триколор (ну как если б у вас вдруг в России андреевский флаг), а они закричали еще сильнее, мы все поняли. Здесь язык ни при чем. Здесь за километр видны уши центра, пожелавшие проучить хотя бы одну республику. Видит бог, молдаване терпеливый народ, но и мстительный тоже. Не зря эмблема народного фронта — голова зубра.
— Значит, трения между русскими и молдаванами были всегда?
— Да, это так.
— Кто такие гагаузы? Почему вы не дали им автономию?
— Это турки. Они вместе с болгарами перебрались сюда в прошлом веке. В переводе с турецкого «гагауз» означает «предатель». Они приняли христианство. Зачем им автономия, если у них и так своя культура, свои руководители. Наш министр иностранных дел Пил ездил в Турцию приглашать им преподавателей языка. Только десять процентов гагаузов понимают турецкий язык. Но они, как оказалось, и не очень стремятся его изучать. А стремятся прежде всего поставить границы. А теперь представьте себе, я приехал к вам жить в Ленинград, пригласил туда всех знакомых и родственников, а через несколько лет мы объявим республику и захотим присоединиться к Финляндии. Сейчас у вас в России образуется масса суверенных республик — Мордовская, Бурятская, Коми,.. И мне странно, как вы, русские, это терпите…
— И тогда вы решили проучить гагаузов?
— Скажем так — поставить на место. Не будем кривить душой. Восемьдесят тысяч волонтеров подчинялись прежде всего народному фронту, а уж затем, насколько это было возможно, правительству. Я не сказал бы, что все было хорошо организовано. Первые два дня просто не было продуктов питания. Не хватало транспорта. Приходилось захватывать рейсовые автобусы. Да, приставляли к виску водителя пистолет, объявляли пассажирам, что автобус идет на Комрат. Только не пишите об этом. Даже отсюда, из Тирасполя, на трех позаимствованных автобусах выехало семьдесят семь молдавских добровольцев.
— Это были студенты пединститута?
— Пятьдесят восемь студентов. Остальные рабочие, и все они уже уволены за прогул.
— Говорят, были случаи, когда волонтеров вербовали подкупом или силой?
— Это ложь. Да, народному фронту предлагали очень большие деньги из-за границы. Не из Румынии. Мы отказались. Мы приняли помощь только множительной техникой и телефаксами. Я был там у гагаузов и видел наших людей. Я видел, как они по-настоящему менялись в лице, они хотели крови. Нам еле удавалось их сдерживать. А иногда и не удавалось, как это было в Кагуле, там были случаи вандализма.
Помню ночь двадцать шестого октября. Через виноградники мы вышли на КПП в пяти километрах от Комрата и здесь впервые, еще до официально объявленного введения внутренних войск, увидели десантников. Их перебросили из Болграда. Мы побежали к автобусам, хотели ехать в другой гагаузский поселок, но нас заблокировали омоновцы. А над автобусами стал кружить армейский вертолет. Тут по нему началась такая стрельба… Омоновцы залегли, они этого не ожидали. Оружия на руках у людей очень много. Пусть это знают те, кто собирается нас в очередной раз задавить. Мы не говорим, что победим, но способны устроить большое кровопролитие.
— Формирования волонтеров распущены?
— Создан один батальон «Тирас-Тигина», который полностью подчиняется парламенту и президенту. Есть решение парламента о формировании десятитысячного корпуса карабинеров по типу итальянских. Три с половиной тысячи человек проходят курс молодого бойца. Остальные волонтеры давно сидят по домам, что не исключает, однако, того, что их удастся поднять при необходимости в течение двадцати четырех часов. А что делать прикажете, если целостности республики угрожают, если Москва не может обуздать своих блудных сынов и в Приднестровье уже создана по сути целая армия — тридцать тысяч бойцов самообороны под видом рабочих отрядов содействия милиции? Этим летом каждое воскресенье для них устраивались учебные стрельбы. Руководят ими кадровые или отставные военные и вооружат при необходимости, будьте уверены. Вокруг Тирасполя немало воинских частей, у многих военных здесь жены и дети, и они, конечно, настроены их защищать. У нас есть свои осведомители в воинских частях, там служат. Мы с ними периодически подпольно встречаемся и знаем, например, что у приднестровцев существует два вида готовности: получасовая и часовая. За полчаса они могут перебросить пять-десять тысяч человек в любую точку, своей так называемой республики, за час вооружить тридцать тысяч человек, на которых в военкомате заготвлены карточки призыва на сборы с непроставленной датой. Так, чтобы всегда можно было заполнить их задним числом. Способ опробован у гагаузов. Один из их лидеров — Бургуджи, якобы призванный, был задержан в машине с полковником и майором военной разведки при перевозке оружия. Все это показывалось по телевидению. Меня, кстати, они тоже пытались призвать, естественно, с другой целью — вывезти подальше из Молдовы на время. Вообще военные здесь очень активны. Однажды был задержан генерал Советской Армии. Мы долго не могли выяснить, кто он такой. Соседние военные округа его не признали. Даже объявление в газете появилось: «Чей это генерал?». Потом уже через Москву выяснилось, занесло его к нам из Прикарпатского округа.
— Это верно, что волонтеры задержали маршала Ахромеева и вели себя с ним неподобающе?
— Да, он отказался предъявить документы, его вытащили из машины, сняли шинель и вообще, кажется, обошлись не очень вежливо.
— Расскажите о народном фронте. Что это за организация? Какова ее численность? Как вы представлены в парламенте Молдовы?
— НФМ — это не партия. Это движение. Когда-то у истоков его стояли поэты, писатели, такие, например, как Виеру. Они зажгли искру. Народу нравилось, когда красиво говорят на молдавском. Но сейчас интеллигенция уже не поспевает за событиями.
В парламенте у нас ситуация сложная: пятьдесят на пятьдесят. Половина мы, половина — «аграрники», председатели колхозов. Должен сказать, что в свое время на выборах в Верховный Совет, там, где мы противостояли аграрникам, выигрывали, как правило, они. Компромиссным можно назвать и правительство Снегура. Премьер-министр Друк и министр внутренних дел Косташ нас поддерживают, но есть люди, такие, как Цил, как министр экономики Тампиза, которые нам сегодня очень мешают. Насчет численности я вам точно сказать не могу. Знаю, в Лунге на Великое национальное собрание собралось пятьдесят тысяч. Здесь, в Тирасполе, платят взносы тысяча сто человек. Что-то около пяти тысяч сочувствующих. Это не все молдаване. Часть молдаван против нас, точно так же, как в наших рядах есть болгары, украинцы, русские.
—Вы не думали переехать отсюда туда, где поспокойнее?
— Думал. Не раз. Мирча Снегур мне предлагал переехать, но я решил для себя — пусть лучше они меня боятся, чем я их.
Илие Илашку в самоуверенности не откажешь. Он может заявиться в городскую милицию, и его будут водить по камерам, демонстрировать, что в них не томится никто из его товарищей по борьбе. Или придет в редакцию «Днестровской правды», пообещает по-матери какие-нибудь неприятности. Или высшему тираспольскому лицу признается в друг в том, что если бы было у него, Илии Илашку, тридцать патронов, то засадил бы он их этому высшему лицу исключительно в правый глаз. Он автор знаменитого постановления номер шесть, в котором без обиняков призывает молдаван к партизанской вооруженной борьбе, к физическому уничтожению «врагов молдавской нации». Его пытались привлечь за это к уголовной ответственности. Да только дело как-то само собою замялось. Конечно, били его, арестовывали, увольняли с работы. В Тирасполе многие его знают в лицо.
— Илья Степанович, чем вы занимались до перестройки?
— Тем же, чем и сейчас. Тоже были какие-то временами противозаконные действия, политическая борьба и бытовой терроризм.
— В постановлении номер шесть вы призываете своих сторонников собирать информацию и заводить списки на ваших противников?
— У нас существует два черных списка: в первом — двадцать три человека — это все руководство так называемой Приднестровской республики, во втором — четыреста восемьдесят — это делегаты их второго съезда. Проведена серьезная подготовка к физическому их устранению. Можно осуждать постановление номер шесть, и, я согласен, там есть элементы разжигания национальной вражды. Но все же постановление в ряду других акций сделало свое дело. Они испугались, я видел их лица. И теперь они тронулись потихоньку. Если раньше в Тирасполе не было очереди на грузовые контейнеры, то теперь она есть. Да, нам приходится иногда идти и на провокационные действия. У нас есть политики, вот они должны всегда оставаться чистыми, но кто-то должен делать и грязную работу. Я один из таких людей…
К сожалению, в нашей стране добиться чего-то можно лишь прецедентами. Часто именно противозаконными. Мы легли год назад, 7 ноября, под колеса военной техники, сорвали парад, а в этом году его не было и в помине. Да, постановление номер шесть противозаконно, и я как бы говорил, выпуская его, — берите меня. Но зато мы создали устойчивый образ врага, имплантировали нашим людям ненависть, и многие из них теперь готовы на жертвы. Еще пять-шесть месяцев назад ничего подобного не было.
То же самое делают наши противники. Каждый день одно время они орали по репродукторам, что город в опасности. И черта между людьми прошла теперь сверху донизу. Конечно, не все русские уедут отсюда, но даже если все и окончится мирно, между русскими и молдаванами будет всегда теперь что-то не то. Как если б у вас изнасиловали жену. Она продолжает жить, вы понимаете, что она ни в чем не виновата, но все равно между вами теперь что-то не то. Видит бог, мы хотели оставаться в Союзе. Мы были согласны на рубль и на то, чтобы передать центру часть функций. Но теперь они толкают нас к гражданской войне и к Румынии.
— Вы бывали в Румынии?
— И неоднократно.
— Что это за страна, как относятся там к происходящему здесь?
— Так как надо. Когда тут были все эти события, со всей Румынии к границе двигались составы с добровольцами. Только в Яссах их находилось пятьдесят тысяч. Я был в Румынии 22 ноября во время большого митинга в Бухаресте, когда вышло пять тысяч человек из Фронта национального спасения, а их окружила другая, в несколько раз более многочисленная толпа, и началось избиение. Я все видел с балкона, у нас не писали об этом, Я встречался с первыми лицами всех исторических партий. Я встречал там поддержку. Премьер-министр Румынии Петре Роман меня отказался принять, но я разговаривал с одним из его заместителей.
К сожалению, к власти в Румынии пришли не те люди. Ион Илиеску был у Чаушеску министром иностранных дел, он подобрал себе в команду таких же, как он, аппаратчиков. Они сидят очень непрочно, их шахтеров ненавидит сейчас вся страна, а армия заявила о нейтралитете. Илиеску учился в МГУ на одном курсе и факультете с Горбачевым. Есть сведения, что они встречались негласно и обсуждали ситуацию. Повторю еще раз. Мы не хотели объединяться с Румынией. Конечно, будь она, как Япония, мы бы еще подумали…
Наша программа-максимум, не записанная нигде, — это не великая Румыния, а великая Молдова, та, которая была в пятнадцатом веке при Штефане Великом, а это не вся территория современной Румынии, а только та часть ее, где теперь проживают молдаване.
— Ну а Приднестровье, оно ведь никогда и не было молдавским?
— Не было. Это исконно украинская земля. Точно так же, как входящая ныне в состав Украины часть Буковины — наша земля. И это очень больной вопрос. Сейчас молдаван там — и то сильно ассимилированных — только тридцать восемь процентов, остальные — колонисты. У нас хорошие связи с «Рухом». И они знают об этой проблеме, которая рано или поздно возникнет. И вот тогда встанет вопрос о Приднестровье. Я думаю, теперь, когда ясно что самостийной Украине в нынешних ее пределах не бывать, когда на горизонте замаячил призрак южно-российской республики (Одесса, Николаев. Херсон, Приднестровье, Крым и до Донецка, где влияние «Руха» минимально), им есть смысл сделать ставку на нас, точно так же, как в Крыму они сделали ставку сейчас на татар.
— Вы антисемиты? Вы выкинули лозунг: «Русских за Днестр, евреев в Днестр!»?
— Это чушь. Это выдумка интерфронта. Были другие лозунги. Против КПСС, КГБ, Советской Армии. Был лозунг «Россия, забирай своих блудных сыновей!». Я не говорю, что мы ангелы. Возможно, кто-то еще что-то выкрикнул. Вы ведь знаете, что на улице встречаются люди с разным интеллектом, и не всегда удается их держать под контролем. Но мы никогда не выступали против русского народа. Мы знаем, что ему где-нибудь в Сибири или Приуралье живется еще хуже, чем нам.
— Год назад вы разгромили здание МВД в Кишиневе.
— Это был ответ на арест нескольких наших товарищей во время попытки организации парада 7 ноября. Кстати, там я впервые понюхал «черемуху». Хотите совет. Попадете в «черемуху», не трите глаза.
— Вы разгромили редакцию газеты «Молодежь Молдавии» за совершенно нейтральнейший снимок, на котором Мирча Друк выбрасывает вверх сжатый кулак.
— Дело не в снимке, а в линии газеты, которая неоднократно называла нас профашистами и прорумынами.
— Вы застрелили трех молдаван в Дубоссарах.
— Я уверен, что это чистой воды провокация КГБ. Правительство должно было хоть раз показать зубы, ведь накануне в Дубоссарах боевиками было захвачено здание суда и прокуратуры. Наши люди получили приказ стрелять в воздух или в ноги, и все раненые ранены именно в ноги. Трупы впервые появились только в морге, и в них обнаружены были пули иного, чем у наших омоновцев, образца. Кроме того, ранения этих людей таковы, что должно было вытечь 90 процентов крови. При осмотре мест событий экспертизой более десяти процентов вытекшей крови нигде обнаружить не удалось. Здесь не мы, не они, никто ничего не докажет на сто процентов, как это было в Баку и Тбилиси. Кстати, никто в стране до сих пор не знает, что один наш милиционер, проткнутый арматурой, скончался в больнице, а другой, сброшенный с моста, остался без ног.
— Значит, мир на молдавской земле невозможен?
— Мы готовы на ряд компромиссов в том случае, если они введут мораторий на образование своих властных органов. Мы готовы вернуться к вопросу о языке, готовы рассмотреть вопрос об автономии гагаузам, подумать еще над законом о гражданстве. Но не более. У нас были ошибки, но назад нет дороги. Джинна выпустили, и мы знаем теперь: вот свобода, а вот ее цена. И мы готовы платить. Можно, конечно, ввести в республику войска, но в лучшем случае это только законсервирует ситуацию на 5–10 лет. Пусть через кровь, пусть через много лет, но триколор все равно будет развеваться над Приднестровьем. Мне говорят иногда: «Блефуешь, Илья». Нет, не блефую. Потому что кончилось время блефовать, все теперь очень серьезно. Время, оно рано или поздно расставит все по местам. Жаль только, дойдут не все.
Из-за таких, как Илашку в Молдавии в начале 90-х пролилось много крови. Довелось мне побеседовать и с тем, кто, как принято считать, это кровопролитие жестко остановил, — с генералом Лебедем. Интервью было взято на пике его славы. Это сейчас Лебедя принято чаще ругать — в основном, за мирные Хасавюртовские соглашения с Чечней. Приятно, должно быть, кому-то пинать мертвого льва. Очень смачное получилось у меня с Лебедем интервью. Не о Приднестровье, а о России.
Текст будет опубликован позднее.
Многие не поняли, что он хотел сказать при взлете космического корабля
«Начальник Штирлица» о предательстве Мюллера, покушениях на Сталина и диагнозах Гитлера
