В каждом городе есть свои полезные чудаки. Они часто бывают доставучими, душными. Но их надо терпеть. Потому что общественная польза перевешивает личные неудобства журналиста в общении с такими людьми. Сергей Борисович Лебедев был краеведом Петербурга. Но очень самобытным, почти юродивым. Когда-то он заразил меня идеей вернуть в Петербург — слоновую столицу России — живого слона. Я так проникся ею, что мы почти смогли эту идею осуществить. Мы в газете «Смена» подняли такой слоновый ажиотаж, что губернатор Яковлев при мне дал обещание Юрию Никулину организовать в Петербурге Слоновый двор. А наполнить его слонами должны были знаменитые дрессировщики Корниловы. Слоновый двор стал бы базой их аттракциона. Но Яковлев своего обещания не сдержал. Единственное, что тогда удалось — устроить гуляние слона по Дворцовой площади. Но в то же время многие другие затеи Сергея Борисовича были воплощены в жизнь. Я, чего греха таить, избегал общения с Лебедевым именно из-за его доставучести. Но тем не менее наше сотрудничество продолжалось. Однажды я даже взял у него большое интервью. Когда Сергея Борисовича не стало, мне стало грустно, что он больше не позвонит, не начнет втравливать в какую-нибудь очередную свою авантюру, связанную с достопримечательностями Петербурга. С его уходом одной городской достопримечательностью стало меньше.
Гуляние слонов по Дворцовой. Слева направо: дрессировщик Алексей Дементьев (Корнилов) в футболке «Смены», Сергей Лебедев, ваш покорный слуга.
— Сергей Борисович, в прошлом году из уст главного художника города приходилось слышать заявления о том, что центр Петербурга уже перенасыщен чижиками-пыжиками, фонарщиками, котами, зайцами и прочими «игровыми» памятниками — больше их ставить не будут. Вы разделяете беспокойство чиновника? Ведь его слова — это камень в ваш огород.
— Я бы не слишком верил словам чиновников от культуры. Благодаря их «компетентному руководству» со Смольного собора, находящегося под самым носом администрации Санкт-Петербурга, падали кресты; клинило после ремонта ангел-флюгер, венчающий шпиль Петропавловского собора. Кто-то был наказан за это?
— В середине 90-х у меня на кухне два года пролежала уже готовая мемориальная доска русскому благотворителю и меценату, купцу-лесопромышленнику Василию Федуловичу Громову. Ее не разрешали устанавливать только потому, что в тексте доски чиновники Комитета по культуре усмотрели крамолу: им понравилось слово «русский» в словосочетании «русский купец»…
По опросам радиостанций, самым популярным среди петербургских памятников считается крохотный Чижик-Пыжик. На втором месте — Кошки, гуляющие по карнизам на Малой Садовой улице, а затем — Зайчик у Петропавловской крепости. В отличие от «многопудья» идолов революции и разного рода «бронзовеющих деятелей» они живые, «с человеческим лицом», несмотря на то что зверюшки. Что в них плохого? Многие так называемые попсовые памятники отражают душу Петербурга. Чижик-Пыжик, который водку пил на Фонтанке, — герой известной народной песенки…
Я вот сейчас пытаюсь поставить памятный знак Верной Вороне во дворе дома № 64/11 на углу Невского проспекта и Караванной улицы. Эта птица — живой и реальный городской персонаж. Во дворе стоит высокое дерево, а на нем — гнездо. Каждый житель дома расскажет про то, как эта ворона каждый год прилетает сюда, чтобы вывести воронят в самом центре Петербурга. Благодаря этому гнезду при благоустройстве двора дерево пожалели и не спилили. Небольшой памятник Верной Вороне во дворе стал бы реальным, народным «знаком признательности», а не очередной чиновничьей затеей, уродующей лицо нашего города.
— Приведите, пожалуйста, примеры таких затей.
— Что-то немыслимое творится у нас на Манежной площади. Это какое-то проклятое место для памятников.
Монумент писателю Ивану Тургеневу засунули в маленький садик, он оказался зажат с четырех сторон и ненавещаем. Сама скульптура хорошо исполнена, она просится на простор, на одну из площадей Петербурга. Ведь «новый город» так беден монументальной скульптурой. К тому же по иронии судьбы памятник создателю «Муму» сейчас стоит на собачьем кладбище — во время войны на этом месте хоронили умерших от голода служебных собак, которых в пустовавшем Михайловском манеже натаскивали бросаться со взрывчаткой под фашистские танки.
— На другом берегу Фонтанки перед православным храмом стоит замерзающий голый мужчина из бронзы. Каким образом он там очутился? «На Фонтанке водку пил»?
— Подле бывшей придворной церкви Святых Симеония и Анны, воздвигнутой при императрице Анне, в 2000 году установили памятник, сразу же окрещенный петербуржцами «писающим мальчиком». Там и надпись имеется, что сие есть «аллегория XXI века». Что этим хотели сказать городские власти — непонятно. На этом месте перед храмом нужно установить памятник императрице Анне Иоанновне с арапчонком, который Растрелли специально создавал для одной из площадей северной столицы. Спрашивается: почему отлитый в бронзе памятник до сих пор стоит в Русском музее?
— Много еще таких петербургских реликвий, перемещенных в годы советской власти, до сих пор находятся не на своих местах?
— Их хватает. В ближайшее время, в год 60-летия Великой Победы, перед майскими торжествами обязательно следует возвратить на свое законное место в Троицкий собор Александро-Невской лавры гробницу — серебряную раку — небесного покровителя Санкт-Петербурга, Святого великого князя Александра Невского. Он, кажется, и сегодня находится в одном из танцевальных залов Зимнего дворца.
Не могу найти ответы на такие, например, вопросы: где теперь знаменитая мемориальная доска братьям Елисеевым, которая еще в 90-х годах висела на фасаде Елисеевского магазина, а затем пропала?
На чьей даче сегодня находятся два замечательных больших золоченых фонаря, которые десятки лет украшали фасад первого этажа здания торгового дома «Штоль и Шмидт» на Малой Морской улице?
Где десятки старинных, подлинных фонарей Невского проспекта — ценнейшие памятники старинной техники, исчезнувшие во время реконструкции проспекта в 2001 году? Каждый из них стоил не одну тысячу долларов!..
Любопытно: в «Гостином дворе» имеется памятный знак в честь посещения магазина английским принцем Чарлзом, но в то же время в Петербурге нет мемориальных досок на зданиях, в которых жили и скончались российские монархи. Между тем в Лондоне, например, не так давно была установлена доска Петру I на доме, в котором он останавливался во время Великого посольства…
— Памятники, по-вашему, призваны напоминать о прошлом?
— Для того они и ставятся. Вопиющий случай — судьба витража в наземном вестибюле станции метро «Гостиный двор». Этот витраж стоимостью примерно миллион долларов — памятник истории культуры и искусства, но он сегодня заставлен рекламным экраном и торговыми павильонами. Возможно, так поступили потому, что на нем изображены непопулярные по нынешним временам события — расстрел Временным правительством июльской демонстрации 1917 года на перекрестке Невского проспекта и Садовой улицы.
Если бы современные бизнесмены и чиновники думали не только о деньгах и отнеслись к витражу более почтительно, они бы не попали впросак с монетизацией. Для многих из них стали шоком выступления людей, перекрывших Невский проспект. Причем перекрытие произошло в том же самом месте, где была расстреляна июльская демонстрация — этот перекресток во все времена как магнитом притягивал митингующих. Витраж мог бы служить городским властям отличным напоминанием о том, что с населением делать можно, а чего нельзя. Для того и нужны памятники, чтобы НАПОМИНАТЬ!
— Ну а памятники, которые появились не без вашего участия, разве они напоминают о чем-нибудь? По-моему, так просто развлекают.
— Не согласен. Прежде всего они «греют душу». Зайчик возле Петропавловки напоминает о том, что крепость построена на Заячьем острове и в городе до сих пор происходят наводнения. Фотограф на Малой Садовой, Фонарщик на Одесской, а также стоящие в том же ряду, но выдуманные другими петербуржцами Водовоз, Охтинская Молочница, Василий-пушкарь — все они ненавязчиво, тепло сохраняют в памяти народной исчезающий образ старого Петербурга. Ведь в самом деле, когда-то по улицам города ходили молочницы (я их помню), ездили водовозы, за порядком следили городовые, а пушка и сегодня палит с крепостного бастиона…
Кстати, памятник Городовому возник по инициативе бывшего начальника ГУВД Анатолия Пониделко. Он, если помните, на короткий период возродил городовых-«краснофуражечников» на Невском проспекте. С уходом Пониделко исчезли и городовые. А памятник появился в последний день его пребывания на посту. Зная, что он уже снят со своего поста, Пониделко поставил эффектную точку. Еще один любопытный факт. Благодаря Городовому в Петербурге оказался увековечен замечательный артист и кинорежиссер Никита Михалков. Именно его черты скульптор Альберт Чаркин придал лицу Городового…
— По-вашему, памятники влияют на людей?
— Я верю в незримую связь между старым Петербургом и новым. Здания и памятники создают ауру города. И если эта аура повреждена, а «история за фасадом» забыта, то страдают и современные жители.
Почему в городе столько нерешенных проблем, а у граждан столько претензий к деятельности власти, которая с необыкновенной легкостью санкционирует непопулярные в народе залповые повышения тарифов и т. д.?
Простой ответ: «Выбрали не тех» — не объясняет кризис.
Посмотрите, в каком состоянии у нас находится здание Городской думы. Воздвигнутая в годы правления Павла I и Александра I, она подражает своей высокой башней ратушам средневековых европейских городов. Думская башня всегда была символом городского самоуправления. Именно «думская каланча» была главным центром праздничных торжеств по случаю 200-летия Петербурга и многих других праздников.
А посмотрите, в каком состоянии оказалось здание Думы в дни 300-летия! Стены сегодня в трещинах, они изъедены языками пожарищ, стыдливо закрыты огромными рекламными плакатами, а часы на башне все время отстают. Мне кажется, в этом есть глубинная связь.
Вот так же, как те часы на башне отстают, не поспевают за событиями и депутаты нынешней Городской думы, избравшие диковинное, на американский манер название для нашего городского муниципалитета — «Законодательное собрание Санкт-Петербурга»…
Или другой пример незримого воздействия памятников на людей — «недоделанный» памятный знак, посвященный первому петербургскому трамваю. На Адмиралтейском проспекте, в том самом месте, откуда в 1907 году отправился в путь первый городской трамвай, поставили основание в виде рельсов и диабазового мощения. А информационной доски с надписью о том, что отсюда началось в 1907 году регулярное движение трамваев в Санкт- Петербурге, до сих пор нет, хотя «Горэлектротранс» заплатил очень большие деньги за проект. Не потому ли так бедствует в городе трамвай? В то время как на Западе этот экологически чистый вид транспорта развивается, в загазованном, парализованном пробками Петербурге трамвай, наоборот, исчезает.
— Вообще память воплощается не только в изображениях, созданных художником и скульптором. Память человека удерживает образы, звуки и даже запахи…
— Совершенно верно. Поэтому нельзя делать памятники просто каменными глыбами. Нужно их оживлять. Возьмем памятник Фонарю на Одесской улице, состоящий из фигуры фонарщика и нескольких старинных фонарей. Изначально существовала идея вечерами зажигать эти фонари. Но она так и не исполнена.
Мемориальный комплекс превратился в абсурд — памятник Негорящему Фонарю!
А ведь в Петербурге принята программа «Светлый город». У нас подсвечивают все что угодно: мосты, дворы, крыши, рекламные стойки, а вот памятник Фонарю не зажигают. Хотя рядом с ним живет сама Валентина Матвиенко. Представляете, как ей обидно да и страшно, наверное, каждый день возвращаться с работы, проходя мимо негорящих фонарей, во тьме которых прячется силуэт бородатого фонарщика.
А Кота Елисея с Малой Садовой каждый день в определенное время предполагалось кормить: тетенька в чепце должна была высовываться из окна в определенное время и выставлять на карниз блюдце молока и муляж сосиски. Но потом мне сказали: «Это все несерьезно!» Ну да, несерьезно. Но в городе появилась бы еще одна забавная традиция, которая приводила бы в восторг туристов и придавала бы пешеходной зоне неповторимый колорит. Сотни фотокамер снимали бы сию торжественную процедуру кормления петербургского Кота. Пошел бы турист — а там, глядишь, и валюта!..
— Существуют ли в Петербурге курьезные памятники?
Да, есть один. В Екатерингофском парке в 1820-х годах по проекту Огюста Монферрана установили колонну — так называемый Молвинский столп. Кому он поставлен и зачем, никто толком не знает. На верхушке колонны архитектор Монферран хотел установить золотой шар, но это не было сделано по типичной причине — «за неассигнованием суммы»… Существует версия, будто бы еще императрица Екатерина I приказала поставить этот знак в память о своем любовнике Вильяме Монсе, казненном по приказу Петра. Так что Молвинский столп можно считать уникальным памятником любви…
А еще Сергей Борисович Лебедев по-прежнему полон идей. Среди них установка во дворах новостроек «павильонов козла», где мужчины могли бы «забивать козла»; установка шуточных памятников Дачной мухе (в районе Дачного), Василию Ивановичу и Петьке на улице Чапаева, Доброму Бармалею из бронзы на Бармалеевой улице, Василию Теркину в Веселом Поселке, возрождение дореволюционной традиции отмечать особой церемонией вскрытие Невы… И наконец, самое главное предложение — перенести башню Мира на улицу Мира. Эту французскую штучку, не вписывающуюся в облик Сенной площади, все равно собираются демонтировать. Так почему бы не переместить башню Мира на улицу-тезку и не поставить, например, во дворе дома 34. Это место в высшей степени символическое. В доме 34 по улице Мира размещается редакция газеты «Смена», самой миролюбивой из всех петербургских газет!
Сергей Лебедев втравил меня в эпопею со слонами. Благодаря чему не только удалось устроить в Петербурге беспрецедентное событие — прогулку слонов по Дворцовой площади, но и стать свидетелем трагической любви людей и слонов — истории дрессировщика Алексея Корнилова (Дементьева).
Текст-сериал об этом будет опубликован позднее.
В каждом городе есть свои полезные чудаки. Они часто бывают доставучими, душными. Но их надо терпеть. Потому что общественная польза перевешивает личные неудобства журналиста в общении с такими людьми. Сергей Борисович Лебедев был краеведом Петербурга. Но очень самобытным, почти юродивым. Когда-то он заразил меня идеей вернуть в Петербург — слоновую столицу России — живого слона. Я так проникся ею, что мы почти смогли эту идею осуществить. Мы в газете «Смена» подняли такой слоновый ажиотаж, что губернатор Яковлев при мне дал обещание Юрию Никулину организовать в Петербурге Слоновый двор. А наполнить его слонами должны были знаменитые дрессировщики Корниловы. Слоновый двор стал бы базой их аттракциона. Но Яковлев своего обещания не сдержал. Единственное, что тогда удалось — устроить гуляние слона по Дворцовой площади. Но в то же время многие другие затеи Сергея Борисовича были воплощены в жизнь. Я, чего греха таить, избегал общения с Лебедевым именно из-за его доставучести. Но тем не менее наше сотрудничество продолжалось. Однажды я даже взял у него большое интервью. Когда Сергея Борисовича не стало, мне стало грустно, что он больше не позвонит, не начнет втравливать в какую-нибудь очередную свою авантюру, связанную с достопримечательностями Петербурга. С его уходом одной городской достопримечательностью стало меньше.
Гуляние слонов по Дворцовой. Слева направо: дрессировщик Алексей Дементьев (Корнилов) в футболке «Смены», Сергей Лебедев, ваш покорный слуга.
— Сергей Борисович, в прошлом году из уст главного художника города приходилось слышать заявления о том, что центр Петербурга уже перенасыщен чижиками-пыжиками, фонарщиками, котами, зайцами и прочими «игровыми» памятниками — больше их ставить не будут. Вы разделяете беспокойство чиновника? Ведь его слова — это камень в ваш огород.
— Я бы не слишком верил словам чиновников от культуры. Благодаря их «компетентному руководству» со Смольного собора, находящегося под самым носом администрации Санкт-Петербурга, падали кресты; клинило после ремонта ангел-флюгер, венчающий шпиль Петропавловского собора. Кто-то был наказан за это?
— В середине 90-х у меня на кухне два года пролежала уже готовая мемориальная доска русскому благотворителю и меценату, купцу-лесопромышленнику Василию Федуловичу Громову. Ее не разрешали устанавливать только потому, что в тексте доски чиновники Комитета по культуре усмотрели крамолу: им понравилось слово «русский» в словосочетании «русский купец»…
По опросам радиостанций, самым популярным среди петербургских памятников считается крохотный Чижик-Пыжик. На втором месте — Кошки, гуляющие по карнизам на Малой Садовой улице, а затем — Зайчик у Петропавловской крепости. В отличие от «многопудья» идолов революции и разного рода «бронзовеющих деятелей» они живые, «с человеческим лицом», несмотря на то что зверюшки. Что в них плохого? Многие так называемые попсовые памятники отражают душу Петербурга. Чижик-Пыжик, который водку пил на Фонтанке, — герой известной народной песенки…
Я вот сейчас пытаюсь поставить памятный знак Верной Вороне во дворе дома № 64/11 на углу Невского проспекта и Караванной улицы. Эта птица — живой и реальный городской персонаж. Во дворе стоит высокое дерево, а на нем — гнездо. Каждый житель дома расскажет про то, как эта ворона каждый год прилетает сюда, чтобы вывести воронят в самом центре Петербурга. Благодаря этому гнезду при благоустройстве двора дерево пожалели и не спилили. Небольшой памятник Верной Вороне во дворе стал бы реальным, народным «знаком признательности», а не очередной чиновничьей затеей, уродующей лицо нашего города.
— Приведите, пожалуйста, примеры таких затей.
— Что-то немыслимое творится у нас на Манежной площади. Это какое-то проклятое место для памятников.
Монумент писателю Ивану Тургеневу засунули в маленький садик, он оказался зажат с четырех сторон и ненавещаем. Сама скульптура хорошо исполнена, она просится на простор, на одну из площадей Петербурга. Ведь «новый город» так беден монументальной скульптурой. К тому же по иронии судьбы памятник создателю «Муму» сейчас стоит на собачьем кладбище — во время войны на этом месте хоронили умерших от голода служебных собак, которых в пустовавшем Михайловском манеже натаскивали бросаться со взрывчаткой под фашистские танки.
— На другом берегу Фонтанки перед православным храмом стоит замерзающий голый мужчина из бронзы. Каким образом он там очутился? «На Фонтанке водку пил»?
— Подле бывшей придворной церкви Святых Симеония и Анны, воздвигнутой при императрице Анне, в 2000 году установили памятник, сразу же окрещенный петербуржцами «писающим мальчиком». Там и надпись имеется, что сие есть «аллегория XXI века». Что этим хотели сказать городские власти — непонятно. На этом месте перед храмом нужно установить памятник императрице Анне Иоанновне с арапчонком, который Растрелли специально создавал для одной из площадей северной столицы. Спрашивается: почему отлитый в бронзе памятник до сих пор стоит в Русском музее?
— Много еще таких петербургских реликвий, перемещенных в годы советской власти, до сих пор находятся не на своих местах?
— Их хватает. В ближайшее время, в год 60-летия Великой Победы, перед майскими торжествами обязательно следует возвратить на свое законное место в Троицкий собор Александро-Невской лавры гробницу — серебряную раку — небесного покровителя Санкт-Петербурга, Святого великого князя Александра Невского. Он, кажется, и сегодня находится в одном из танцевальных залов Зимнего дворца.
Не могу найти ответы на такие, например, вопросы: где теперь знаменитая мемориальная доска братьям Елисеевым, которая еще в 90-х годах висела на фасаде Елисеевского магазина, а затем пропала?
На чьей даче сегодня находятся два замечательных больших золоченых фонаря, которые десятки лет украшали фасад первого этажа здания торгового дома «Штоль и Шмидт» на Малой Морской улице?
Где десятки старинных, подлинных фонарей Невского проспекта — ценнейшие памятники старинной техники, исчезнувшие во время реконструкции проспекта в 2001 году? Каждый из них стоил не одну тысячу долларов!..
Любопытно: в «Гостином дворе» имеется памятный знак в честь посещения магазина английским принцем Чарлзом, но в то же время в Петербурге нет мемориальных досок на зданиях, в которых жили и скончались российские монархи. Между тем в Лондоне, например, не так давно была установлена доска Петру I на доме, в котором он останавливался во время Великого посольства…
— Памятники, по-вашему, призваны напоминать о прошлом?
— Для того они и ставятся. Вопиющий случай — судьба витража в наземном вестибюле станции метро «Гостиный двор». Этот витраж стоимостью примерно миллион долларов — памятник истории культуры и искусства, но он сегодня заставлен рекламным экраном и торговыми павильонами. Возможно, так поступили потому, что на нем изображены непопулярные по нынешним временам события — расстрел Временным правительством июльской демонстрации 1917 года на перекрестке Невского проспекта и Садовой улицы.
Если бы современные бизнесмены и чиновники думали не только о деньгах и отнеслись к витражу более почтительно, они бы не попали впросак с монетизацией. Для многих из них стали шоком выступления людей, перекрывших Невский проспект. Причем перекрытие произошло в том же самом месте, где была расстреляна июльская демонстрация — этот перекресток во все времена как магнитом притягивал митингующих. Витраж мог бы служить городским властям отличным напоминанием о том, что с населением делать можно, а чего нельзя. Для того и нужны памятники, чтобы НАПОМИНАТЬ!
— Ну а памятники, которые появились не без вашего участия, разве они напоминают о чем-нибудь? По-моему, так просто развлекают.
— Не согласен. Прежде всего они «греют душу». Зайчик возле Петропавловки напоминает о том, что крепость построена на Заячьем острове и в городе до сих пор происходят наводнения. Фотограф на Малой Садовой, Фонарщик на Одесской, а также стоящие в том же ряду, но выдуманные другими петербуржцами Водовоз, Охтинская Молочница, Василий-пушкарь — все они ненавязчиво, тепло сохраняют в памяти народной исчезающий образ старого Петербурга. Ведь в самом деле, когда-то по улицам города ходили молочницы (я их помню), ездили водовозы, за порядком следили городовые, а пушка и сегодня палит с крепостного бастиона…
Кстати, памятник Городовому возник по инициативе бывшего начальника ГУВД Анатолия Пониделко. Он, если помните, на короткий период возродил городовых-«краснофуражечников» на Невском проспекте. С уходом Пониделко исчезли и городовые. А памятник появился в последний день его пребывания на посту. Зная, что он уже снят со своего поста, Пониделко поставил эффектную точку. Еще один любопытный факт. Благодаря Городовому в Петербурге оказался увековечен замечательный артист и кинорежиссер Никита Михалков. Именно его черты скульптор Альберт Чаркин придал лицу Городового…
— По-вашему, памятники влияют на людей?
— Я верю в незримую связь между старым Петербургом и новым. Здания и памятники создают ауру города. И если эта аура повреждена, а «история за фасадом» забыта, то страдают и современные жители.
Почему в городе столько нерешенных проблем, а у граждан столько претензий к деятельности власти, которая с необыкновенной легкостью санкционирует непопулярные в народе залповые повышения тарифов и т. д.?
Простой ответ: «Выбрали не тех» — не объясняет кризис.
Посмотрите, в каком состоянии у нас находится здание Городской думы. Воздвигнутая в годы правления Павла I и Александра I, она подражает своей высокой башней ратушам средневековых европейских городов. Думская башня всегда была символом городского самоуправления. Именно «думская каланча» была главным центром праздничных торжеств по случаю 200-летия Петербурга и многих других праздников.
А посмотрите, в каком состоянии оказалось здание Думы в дни 300-летия! Стены сегодня в трещинах, они изъедены языками пожарищ, стыдливо закрыты огромными рекламными плакатами, а часы на башне все время отстают. Мне кажется, в этом есть глубинная связь.
Вот так же, как те часы на башне отстают, не поспевают за событиями и депутаты нынешней Городской думы, избравшие диковинное, на американский манер название для нашего городского муниципалитета — «Законодательное собрание Санкт-Петербурга»…
Или другой пример незримого воздействия памятников на людей — «недоделанный» памятный знак, посвященный первому петербургскому трамваю. На Адмиралтейском проспекте, в том самом месте, откуда в 1907 году отправился в путь первый городской трамвай, поставили основание в виде рельсов и диабазового мощения. А информационной доски с надписью о том, что отсюда началось в 1907 году регулярное движение трамваев в Санкт- Петербурге, до сих пор нет, хотя «Горэлектротранс» заплатил очень большие деньги за проект. Не потому ли так бедствует в городе трамвай? В то время как на Западе этот экологически чистый вид транспорта развивается, в загазованном, парализованном пробками Петербурге трамвай, наоборот, исчезает.
— Вообще память воплощается не только в изображениях, созданных художником и скульптором. Память человека удерживает образы, звуки и даже запахи…
— Совершенно верно. Поэтому нельзя делать памятники просто каменными глыбами. Нужно их оживлять. Возьмем памятник Фонарю на Одесской улице, состоящий из фигуры фонарщика и нескольких старинных фонарей. Изначально существовала идея вечерами зажигать эти фонари. Но она так и не исполнена.
Мемориальный комплекс превратился в абсурд — памятник Негорящему Фонарю!
А ведь в Петербурге принята программа «Светлый город». У нас подсвечивают все что угодно: мосты, дворы, крыши, рекламные стойки, а вот памятник Фонарю не зажигают. Хотя рядом с ним живет сама Валентина Матвиенко. Представляете, как ей обидно да и страшно, наверное, каждый день возвращаться с работы, проходя мимо негорящих фонарей, во тьме которых прячется силуэт бородатого фонарщика.
А Кота Елисея с Малой Садовой каждый день в определенное время предполагалось кормить: тетенька в чепце должна была высовываться из окна в определенное время и выставлять на карниз блюдце молока и муляж сосиски. Но потом мне сказали: «Это все несерьезно!» Ну да, несерьезно. Но в городе появилась бы еще одна забавная традиция, которая приводила бы в восторг туристов и придавала бы пешеходной зоне неповторимый колорит. Сотни фотокамер снимали бы сию торжественную процедуру кормления петербургского Кота. Пошел бы турист — а там, глядишь, и валюта!..
— Существуют ли в Петербурге курьезные памятники?
Да, есть один. В Екатерингофском парке в 1820-х годах по проекту Огюста Монферрана установили колонну — так называемый Молвинский столп. Кому он поставлен и зачем, никто толком не знает. На верхушке колонны архитектор Монферран хотел установить золотой шар, но это не было сделано по типичной причине — «за неассигнованием суммы»… Существует версия, будто бы еще императрица Екатерина I приказала поставить этот знак в память о своем любовнике Вильяме Монсе, казненном по приказу Петра. Так что Молвинский столп можно считать уникальным памятником любви…
А еще Сергей Борисович Лебедев по-прежнему полон идей. Среди них установка во дворах новостроек «павильонов козла», где мужчины могли бы «забивать козла»; установка шуточных памятников Дачной мухе (в районе Дачного), Василию Ивановичу и Петьке на улице Чапаева, Доброму Бармалею из бронзы на Бармалеевой улице, Василию Теркину в Веселом Поселке, возрождение дореволюционной традиции отмечать особой церемонией вскрытие Невы… И наконец, самое главное предложение — перенести башню Мира на улицу Мира. Эту французскую штучку, не вписывающуюся в облик Сенной площади, все равно собираются демонтировать. Так почему бы не переместить башню Мира на улицу-тезку и не поставить, например, во дворе дома 34. Это место в высшей степени символическое. В доме 34 по улице Мира размещается редакция газеты «Смена», самой миролюбивой из всех петербургских газет!
Сергей Лебедев втравил меня в эпопею со слонами. Благодаря чему не только удалось устроить в Петербурге беспрецедентное событие — прогулку слонов по Дворцовой площади, но и стать свидетелем трагической любви людей и слонов — истории дрессировщика Алексея Корнилова (Дементьева).
Текст-сериал об этом будет опубликован позднее.
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.
«Курсы выживания» в Сертолово как зеркало военной реформы министра Сердюкова
В каждом городе есть свои полезные чудаки. Они часто бывают доставучими, душными. Но их надо терпеть. Потому что общественная польза перевешивает личные неудобства журналиста в общении с такими людьми. Сергей Борисович Лебедев был краеведом Петербурга. Но очень самобытным, почти юродивым. Когда-то он заразил меня идеей вернуть в Петербург — слоновую столицу России — живого слона. Я так проникся ею, что мы почти смогли эту идею осуществить. Мы в газете «Смена» подняли такой слоновый ажиотаж, что губернатор Яковлев при мне дал обещание Юрию Никулину организовать в Петербурге Слоновый двор. А наполнить его слонами должны были знаменитые дрессировщики Корниловы. Слоновый двор стал бы базой их аттракциона. Но Яковлев своего обещания не сдержал. Единственное, что тогда удалось — устроить гуляние слона по Дворцовой площади. Но в то же время многие другие затеи Сергея Борисовича были воплощены в жизнь. Я, чего греха таить, избегал общения с Лебедевым именно из-за его доставучести. Но тем не менее наше сотрудничество продолжалось. Однажды я даже взял у него большое интервью. Когда Сергея Борисовича не стало, мне стало грустно, что он больше не позвонит, не начнет втравливать в какую-нибудь очередную свою авантюру, связанную с достопримечательностями Петербурга. С его уходом одной городской достопримечательностью стало меньше.
Гуляние слонов по Дворцовой. Слева направо: дрессировщик Алексей Дементьев (Корнилов) в футболке «Смены», Сергей Лебедев, ваш покорный слуга.
— Сергей Борисович, в прошлом году из уст главного художника города приходилось слышать заявления о том, что центр Петербурга уже перенасыщен чижиками-пыжиками, фонарщиками, котами, зайцами и прочими «игровыми» памятниками — больше их ставить не будут. Вы разделяете беспокойство чиновника? Ведь его слова — это камень в ваш огород.
— Я бы не слишком верил словам чиновников от культуры. Благодаря их «компетентному руководству» со Смольного собора, находящегося под самым носом администрации Санкт-Петербурга, падали кресты; клинило после ремонта ангел-флюгер, венчающий шпиль Петропавловского собора. Кто-то был наказан за это?
— В середине 90-х у меня на кухне два года пролежала уже готовая мемориальная доска русскому благотворителю и меценату, купцу-лесопромышленнику Василию Федуловичу Громову. Ее не разрешали устанавливать только потому, что в тексте доски чиновники Комитета по культуре усмотрели крамолу: им понравилось слово «русский» в словосочетании «русский купец»…
По опросам радиостанций, самым популярным среди петербургских памятников считается крохотный Чижик-Пыжик. На втором месте — Кошки, гуляющие по карнизам на Малой Садовой улице, а затем — Зайчик у Петропавловской крепости. В отличие от «многопудья» идолов революции и разного рода «бронзовеющих деятелей» они живые, «с человеческим лицом», несмотря на то что зверюшки. Что в них плохого? Многие так называемые попсовые памятники отражают душу Петербурга. Чижик-Пыжик, который водку пил на Фонтанке, — герой известной народной песенки…
Я вот сейчас пытаюсь поставить памятный знак Верной Вороне во дворе дома № 64/11 на углу Невского проспекта и Караванной улицы. Эта птица — живой и реальный городской персонаж. Во дворе стоит высокое дерево, а на нем — гнездо. Каждый житель дома расскажет про то, как эта ворона каждый год прилетает сюда, чтобы вывести воронят в самом центре Петербурга. Благодаря этому гнезду при благоустройстве двора дерево пожалели и не спилили. Небольшой памятник Верной Вороне во дворе стал бы реальным, народным «знаком признательности», а не очередной чиновничьей затеей, уродующей лицо нашего города.
— Приведите, пожалуйста, примеры таких затей.
— Что-то немыслимое творится у нас на Манежной площади. Это какое-то проклятое место для памятников.
Монумент писателю Ивану Тургеневу засунули в маленький садик, он оказался зажат с четырех сторон и ненавещаем. Сама скульптура хорошо исполнена, она просится на простор, на одну из площадей Петербурга. Ведь «новый город» так беден монументальной скульптурой. К тому же по иронии судьбы памятник создателю «Муму» сейчас стоит на собачьем кладбище — во время войны на этом месте хоронили умерших от голода служебных собак, которых в пустовавшем Михайловском манеже натаскивали бросаться со взрывчаткой под фашистские танки.
— На другом берегу Фонтанки перед православным храмом стоит замерзающий голый мужчина из бронзы. Каким образом он там очутился? «На Фонтанке водку пил»?
— Подле бывшей придворной церкви Святых Симеония и Анны, воздвигнутой при императрице Анне, в 2000 году установили памятник, сразу же окрещенный петербуржцами «писающим мальчиком». Там и надпись имеется, что сие есть «аллегория XXI века». Что этим хотели сказать городские власти — непонятно. На этом месте перед храмом нужно установить памятник императрице Анне Иоанновне с арапчонком, который Растрелли специально создавал для одной из площадей северной столицы. Спрашивается: почему отлитый в бронзе памятник до сих пор стоит в Русском музее?
— Много еще таких петербургских реликвий, перемещенных в годы советской власти, до сих пор находятся не на своих местах?
— Их хватает. В ближайшее время, в год 60-летия Великой Победы, перед майскими торжествами обязательно следует возвратить на свое законное место в Троицкий собор Александро-Невской лавры гробницу — серебряную раку — небесного покровителя Санкт-Петербурга, Святого великого князя Александра Невского. Он, кажется, и сегодня находится в одном из танцевальных залов Зимнего дворца.
Не могу найти ответы на такие, например, вопросы: где теперь знаменитая мемориальная доска братьям Елисеевым, которая еще в 90-х годах висела на фасаде Елисеевского магазина, а затем пропала?
На чьей даче сегодня находятся два замечательных больших золоченых фонаря, которые десятки лет украшали фасад первого этажа здания торгового дома «Штоль и Шмидт» на Малой Морской улице?
Где десятки старинных, подлинных фонарей Невского проспекта — ценнейшие памятники старинной техники, исчезнувшие во время реконструкции проспекта в 2001 году? Каждый из них стоил не одну тысячу долларов!..
Любопытно: в «Гостином дворе» имеется памятный знак в честь посещения магазина английским принцем Чарлзом, но в то же время в Петербурге нет мемориальных досок на зданиях, в которых жили и скончались российские монархи. Между тем в Лондоне, например, не так давно была установлена доска Петру I на доме, в котором он останавливался во время Великого посольства…
— Памятники, по-вашему, призваны напоминать о прошлом?
— Для того они и ставятся. Вопиющий случай — судьба витража в наземном вестибюле станции метро «Гостиный двор». Этот витраж стоимостью примерно миллион долларов — памятник истории культуры и искусства, но он сегодня заставлен рекламным экраном и торговыми павильонами. Возможно, так поступили потому, что на нем изображены непопулярные по нынешним временам события — расстрел Временным правительством июльской демонстрации 1917 года на перекрестке Невского проспекта и Садовой улицы.
Если бы современные бизнесмены и чиновники думали не только о деньгах и отнеслись к витражу более почтительно, они бы не попали впросак с монетизацией. Для многих из них стали шоком выступления людей, перекрывших Невский проспект. Причем перекрытие произошло в том же самом месте, где была расстреляна июльская демонстрация — этот перекресток во все времена как магнитом притягивал митингующих. Витраж мог бы служить городским властям отличным напоминанием о том, что с населением делать можно, а чего нельзя. Для того и нужны памятники, чтобы НАПОМИНАТЬ!
— Ну а памятники, которые появились не без вашего участия, разве они напоминают о чем-нибудь? По-моему, так просто развлекают.
— Не согласен. Прежде всего они «греют душу». Зайчик возле Петропавловки напоминает о том, что крепость построена на Заячьем острове и в городе до сих пор происходят наводнения. Фотограф на Малой Садовой, Фонарщик на Одесской, а также стоящие в том же ряду, но выдуманные другими петербуржцами Водовоз, Охтинская Молочница, Василий-пушкарь — все они ненавязчиво, тепло сохраняют в памяти народной исчезающий образ старого Петербурга. Ведь в самом деле, когда-то по улицам города ходили молочницы (я их помню), ездили водовозы, за порядком следили городовые, а пушка и сегодня палит с крепостного бастиона…
Кстати, памятник Городовому возник по инициативе бывшего начальника ГУВД Анатолия Пониделко. Он, если помните, на короткий период возродил городовых-«краснофуражечников» на Невском проспекте. С уходом Пониделко исчезли и городовые. А памятник появился в последний день его пребывания на посту. Зная, что он уже снят со своего поста, Пониделко поставил эффектную точку. Еще один любопытный факт. Благодаря Городовому в Петербурге оказался увековечен замечательный артист и кинорежиссер Никита Михалков. Именно его черты скульптор Альберт Чаркин придал лицу Городового…
— По-вашему, памятники влияют на людей?
— Я верю в незримую связь между старым Петербургом и новым. Здания и памятники создают ауру города. И если эта аура повреждена, а «история за фасадом» забыта, то страдают и современные жители.
Почему в городе столько нерешенных проблем, а у граждан столько претензий к деятельности власти, которая с необыкновенной легкостью санкционирует непопулярные в народе залповые повышения тарифов и т. д.?
Простой ответ: «Выбрали не тех» — не объясняет кризис.
Посмотрите, в каком состоянии у нас находится здание Городской думы. Воздвигнутая в годы правления Павла I и Александра I, она подражает своей высокой башней ратушам средневековых европейских городов. Думская башня всегда была символом городского самоуправления. Именно «думская каланча» была главным центром праздничных торжеств по случаю 200-летия Петербурга и многих других праздников.
А посмотрите, в каком состоянии оказалось здание Думы в дни 300-летия! Стены сегодня в трещинах, они изъедены языками пожарищ, стыдливо закрыты огромными рекламными плакатами, а часы на башне все время отстают. Мне кажется, в этом есть глубинная связь.
Вот так же, как те часы на башне отстают, не поспевают за событиями и депутаты нынешней Городской думы, избравшие диковинное, на американский манер название для нашего городского муниципалитета — «Законодательное собрание Санкт-Петербурга»…
Или другой пример незримого воздействия памятников на людей — «недоделанный» памятный знак, посвященный первому петербургскому трамваю. На Адмиралтейском проспекте, в том самом месте, откуда в 1907 году отправился в путь первый городской трамвай, поставили основание в виде рельсов и диабазового мощения. А информационной доски с надписью о том, что отсюда началось в 1907 году регулярное движение трамваев в Санкт- Петербурге, до сих пор нет, хотя «Горэлектротранс» заплатил очень большие деньги за проект. Не потому ли так бедствует в городе трамвай? В то время как на Западе этот экологически чистый вид транспорта развивается, в загазованном, парализованном пробками Петербурге трамвай, наоборот, исчезает.
— Вообще память воплощается не только в изображениях, созданных художником и скульптором. Память человека удерживает образы, звуки и даже запахи…
— Совершенно верно. Поэтому нельзя делать памятники просто каменными глыбами. Нужно их оживлять. Возьмем памятник Фонарю на Одесской улице, состоящий из фигуры фонарщика и нескольких старинных фонарей. Изначально существовала идея вечерами зажигать эти фонари. Но она так и не исполнена.
Мемориальный комплекс превратился в абсурд — памятник Негорящему Фонарю!
А ведь в Петербурге принята программа «Светлый город». У нас подсвечивают все что угодно: мосты, дворы, крыши, рекламные стойки, а вот памятник Фонарю не зажигают. Хотя рядом с ним живет сама Валентина Матвиенко. Представляете, как ей обидно да и страшно, наверное, каждый день возвращаться с работы, проходя мимо негорящих фонарей, во тьме которых прячется силуэт бородатого фонарщика.
А Кота Елисея с Малой Садовой каждый день в определенное время предполагалось кормить: тетенька в чепце должна была высовываться из окна в определенное время и выставлять на карниз блюдце молока и муляж сосиски. Но потом мне сказали: «Это все несерьезно!» Ну да, несерьезно. Но в городе появилась бы еще одна забавная традиция, которая приводила бы в восторг туристов и придавала бы пешеходной зоне неповторимый колорит. Сотни фотокамер снимали бы сию торжественную процедуру кормления петербургского Кота. Пошел бы турист — а там, глядишь, и валюта!..
— Существуют ли в Петербурге курьезные памятники?
Да, есть один. В Екатерингофском парке в 1820-х годах по проекту Огюста Монферрана установили колонну — так называемый Молвинский столп. Кому он поставлен и зачем, никто толком не знает. На верхушке колонны архитектор Монферран хотел установить золотой шар, но это не было сделано по типичной причине — «за неассигнованием суммы»… Существует версия, будто бы еще императрица Екатерина I приказала поставить этот знак в память о своем любовнике Вильяме Монсе, казненном по приказу Петра. Так что Молвинский столп можно считать уникальным памятником любви…
А еще Сергей Борисович Лебедев по-прежнему полон идей. Среди них установка во дворах новостроек «павильонов козла», где мужчины могли бы «забивать козла»; установка шуточных памятников Дачной мухе (в районе Дачного), Василию Ивановичу и Петьке на улице Чапаева, Доброму Бармалею из бронзы на Бармалеевой улице, Василию Теркину в Веселом Поселке, возрождение дореволюционной традиции отмечать особой церемонией вскрытие Невы… И наконец, самое главное предложение — перенести башню Мира на улицу Мира. Эту французскую штучку, не вписывающуюся в облик Сенной площади, все равно собираются демонтировать. Так почему бы не переместить башню Мира на улицу-тезку и не поставить, например, во дворе дома 34. Это место в высшей степени символическое. В доме 34 по улице Мира размещается редакция газеты «Смена», самой миролюбивой из всех петербургских газет!
Сергей Лебедев втравил меня в эпопею со слонами. Благодаря чему не только удалось устроить в Петербурге беспрецедентное событие — прогулку слонов по Дворцовой площади, но и стать свидетелем трагической любви людей и слонов — истории дрессировщика Алексея Корнилова (Дементьева).
Текст-сериал об этом будет опубликован позднее.
«Курсы выживания» в Сертолово как зеркало военной реформы министра Сердюкова
