— Михаил Осипович, вы теперь больше политик, чем писатель?
— Нет. Политик — это человек, который имеет реальные рычаги влиять на ситуацию. Я таких рычагов не имею. Ни с какими партиями и движениями не связан. А те 40 минут в неделю, которые я трачу на радио и телеэфиры — по большому счету не сказываются на ходе моей жизни.
— Вас не рвут на части политические партии и движения?
— Я отдаю отчет, что мои взгляды на руку одной из ветвей власти. Я сторонник адекватных мер. А адекватными мерами сегодня являются меры решительные, в какой-то степени даже экстремистские. Но партийным боссам хватает ума не звать меня в большую политику. Думаю, они знакомы с архивами КГБ, а там должно быть записано, что я человек независимый, не попадающий под чужое влияние. Так что второго Жириновского из меня не получится.
— В одной из своих книг вы сделали вывод: чем больше в обществе табу и запретов, тем выше в нем энергетика, и, наоборот, там, где вседозволенность — там пониженная энергетика. Свободомыслию сопутствует всеобщий пофигизм, падение рождаемости, рост импотенции, бесплодия, сексуальных меньшинств. Такое общество ничего не может. Но Путин сегодня, исходя из вашей теории, повышает энергетику народа — он делает вертикаль власти все жестче и запретов — все больше. Испытываете ли вы удовлетворение от того, что сделано за последний год? Катастрофа, которую вы предсказывали в «Великом последнем шансе» отдалилась?
— Увы, к великому сожалению, я нисколько не переменил точку зрения на происходящее. Уже год мы видим, как реставрируется СССР — разумеется, в уменьшенных и смягченных формах. Но все позитивные изменения, в том числе продекларированные изменения в демографической или миграционной политике носят сугубо популистский, предвыборный характер. Ведь антигрузинскую компанию можно было объявлять и пять лет назад, также как антиазербайджанскую или антитаджикскую. Но власть что-то начала делать лишь сейчас, когда потребовалось консолидировать электорат перед надвигающимися президентскими выборами. Если бы власть на самом деле хотела добиться улучшения ситуации в стране, она бы изъяла сотни миллиардов нефтедолларов, хранимых ею в западных банках и вложила их в восстановление экономики своей страны.
Некоторое улучшение, которое мы в последнее время наблюдаем, можно сравнить с временным улучшением самочувствия смертельно больного перед последним кризисом. Всеми успехами в экономике мы обязаны исключительно высоким ценам на нефть и газ. Если представить, что сырье кончилось, то и стране — конец. За минувший год ни в политике, ни в экономике не сделано никаких выводов ни из сложившейся ситуации, ни из моей книги «Великий последний шанс», хотя ее, насколько мне известно, читали и в администрации президента, и в Думе, и в счетной палате.
Я бы обратил внимание читателей «МК» в Питере» на один любопытный факт. Полгода назад вся информация по количеству запасов сырья — нефти, газа, цветных металлов, была объявлена стратегическим секретом. А все потому что запасов этих почти не осталось. Нефти хватит, например, лишь на девять лет!
— Стоп! Откуда у вас эти сведения? Президент Путин говорил совсем о другом — нефти хватит до 2050 года, а газа — намного дольше.
— Никогда ничего не надо принимать на веру. Еще недавно выходили статистические сборники по экономике. В 2003 году запасы нефти в них оценивались примерно в 6 миллиардов тонн. А ежегодная добыча у нас составляет 500 миллионов. Произведите нехитрые математические вычисления и увидите, что нефть должна закончиться в 2015 году. А газ, если считать по той же методике — в 2030-м.
Сегодня во многих странах интересы транснациональных корпораций и интересы народов противоречат друг другу. Народы хотят сохранить себя, свою культуру и свою страну. А ТНК по системному закону стремятся к максимальным прибылям и оптимизации производства. Я думаю, те кто руководит сегодня российской экономикой, являются или ставленниками транснациональных корпораций или их сотрудниками, или мечтают попасть в их число. Недавнее слияние алюминиевых гигантов — лучшее тому подтверждение. Вся экономика и политика России ориентированы на сырьевые ТНК. Корпоративные интересы преобладают над государственными. Без осознания этой истины вообще ничего в нашей сегодняшней жизни понять невозможно.
— После Кондопоги произошел разворот на 180 градусов в миграционной политике. Еще год назад после французских событий власть вдруг заявила о намерении легализовать всех мигрантов, такое намерение вызвало удивление у многих. Но теперь речь напротив, идет уже об ужесточении миграционной политике и заботе о коренном населении.
— Да, тогда осенью хотели легализовать вслед за Америкой. Но мир стремительно меняется. Запад ужесточает позицию в отношении мигрантов. Теория мультикультурности, завладевшая умами человечества в конце 60-х годов, терпит крах на наших глазах. Ее сторонники утверждают, что все народы и все культуры равны. Это — глупость или сознательная ложь. Когда несколько этносов сосуществуют на одном пространстве — это всегда столкновение нескольких систем.
Культуру папуасов, стоящих на первобытной ступени развития нельзя приравнивать к культуре европейских стран. Точно также нельзя закрывать глаза на то, что родоплеменной образ жизни некоторых народов Кавказа серьезно отличается от образа жизни жителей европейской части России.
Случившееся в Кондопоге — лишь подтверждение этого тезиса. Когда люди приходят со своим уставом в чужой монастырь, они должны быть готовы к неприятностям. Если чужаки позволяют себе делать то, что в традиции другого народа считается наглостью, хамством, унижением окружающих, то они должны быть счастливы, когда им всего лишь предлагают уйти, а, например, не убивают. Кондопога — это лишь первая ласточка. Очень жаль, что Путин сделал свое заявление о необходимости защищать коренное население России не до событий в Кондопоге, а после. И еще жаль, что слова его, скорее всего, носят популистский характер и за ними на деле ничего не стоит.
— Кто из двух преемников президента вам больше нравится Иванов или Медведев?
— Меня бесит сама постановка вопроса. Если мы имеем цинизм говорить о демократии в России, то вообще не должны употреблять этого слова. Преемники бывают у диктаторов и тиранов, но никак не у демократически выбранных президентов. Сами разговоры о преемнике свидетельствуют о том, что в стране наступил политический застой.