Немецкая оккупация глазами подростка
В 2010 году в редакцию «МК» в Питере» пришел старик — 80-летний инженер-строитель Константин Павлович Исаченков. Он еле передвигался, с трудом говорил. Он принес рукопись о своем военном детстве, которое прошло в оккупации, в занятом немцами селе Каспля, что в 45 километрах от Смоленска. Старик принес рукопись. До нас он отправлял ее в три известные газеты, потом — в три известных книжных издательства. Отовсюду пришел отказ. Начал читать рукопись и зачитался. Никогда не сталкивался с подобными «неформатными» и непарадными воспоминаниями о жизни в оккупации. Пришлось, конечно, основательно засесть за редактуру. Но оно того стоило. Мы опубликовали два разворота. И случилось чудо. Старик будто ожил. Когда он пришел в следующий раз забирать газеты, его было не узнать. Он уже не держался за стены, нормально говорил. «Его как подменили, и все благодаря вам, благодаря тому, что вышли эти статьи», — сказала жена ветерана. Ей, кстати, тоже было, что рассказать для газеты. Оказалось, маленькой девочкой, она тоже была в оккупации уже в самом Смоленске и дважды проходила кастинг для выступления в немецком офицерском казино. Интервью с Аллой Исаченковой я также в скором времени опубликую на этом сайте. А мемуары ее мужа все-таки увидели свет и в виде книги. Нам удалось договориться с издательством АСТ и включить их в сборник воспоминаний «Дети войны», вышедший к 70-летию Победы в 2015 году.
Была в Каспле создана и районная управа. Она вела учет населения, выдавала удостоверения, без которых по Каспле и шагу нельзя было ступить — могли забрать. Она мирила граждан, делила скот, содержала открывшуюся столовую, в которой готовили блюда из конины. Из всех учреждений оккупационных властей только, пожалуй, райуправа была более или менее лояльна к местному населению. Все остальные службы были крайне жестоки: простой гражданский житель был абсолютно бесправен — любой полицай или немец мог его просто так пристрелить, сказав, что тот хотел убежать. Поэтому даже нам, детям, говорили: «Стой, но не беги».
У нас организовали занятия в школе. Собрали всех учителей и учеников. Сначала несколько дней мы сидели и по указке учителя вычеркивали, вымазывали в учебнике запрещенные немцами слова: коммунист, колхоз, Сталин, революция, Октябрь, и еще массу слов советского периода. Когда книги были «исправлены», начались занятия как в обычной школе. Учителя, объясняя, старались говорить в соответствии с требованиями оккупационных властей. Мальчишки учились плохо, неряшливо, много уроков пропускали вынужденно, а девочки были более прилежны. Я учился в 4 классе.
Зимой 1942 года немцы решили нас, детей, приобщить к религии. В речке во льду вырубили большой крест — «иордань» — и, построив нас всех по 4 человека в ряд, повели к этой проруби. Батюшка-священник всех брызгал — «святил». Бидонами мы несли святую воду домой. Касплянам все это очень понравилось.
Немцы фактически по домам не ходили. Только 2-3 раза в неделю два автоматчика подходили к дому с бидоном-флягой и большой плетеной корзиной, стучали в окна и на ломаном русском кричали: «Мамка, млеко, яйко!» После этого хозяйка должна была вынести литровую банку молока и десяток яиц. Однажды мать замешкалась и вышла на крыльцо с пустыми руками, объясняя, мол, дети малые. Один из немцев передернул автомат с плеча на живот и дал большую очередь чуть выше головы матери. Мы подумали, что он ее застрелил, и я, стоявший рядом, завизжал как резаный. Мать от неожиданности упала на крыльцо и потеряла сознание. Тогда немец толкнул ее сапогом и что-то сказал: мол, «шнель!», «быстрей!». Мать встала, прошла в кладовку, вынесла банку молока и только пяток яиц. Немцы весело заржали и удалились.